Стивен Кинг - Стрелок

— Только это напрасная трата. Мне будет жалко тебя потерять. Отступись, глупый мальчишка. Я нарушу свою же клятву. Отступись и обожди!

Мальчик молчал.

— Хорошо. Как ты сказал, так и будет. — Теперь голос Корта стал сухим, деловитым. — Даю тебе ровно час. Выбор оружия за тобой.

— А ты придёшь со своей палкой?

— Как всегда.

— А сколько палок у тебя уже отобрали, Корт? — Это было равносильно тому, чтобы спросить: «Сколько мальчиков-учеников из тех, что вошли во двор на задах Большого Зала, вышли оттуда стрелками?»

— Сегодня её у меня не отнимут, — медленно проговорил Корт. — И мне правда жаль. Такой шанс даётся лишь раз, малыш. Только раз. И наказание за излишнее рвение такое же, как и за полную несостоятельность. Разве нельзя обождать?

Мальчик вспомнил Мартена: как он стоял, возвышаясь над ним. Его улыбку. И звук пощёчины из-за закрытой двери.

— Нет, нельзя.

— Хорошо. Какое оружие ты избираешь?

Мальчик молчал.

Корт растянул губы в улыбке, обнажив кривые зубы.

— Для начала вполне даже мудро. Стало быть, через час. Ты хоть понимаешь, что скорее всего ты уже никогда не увидишь своего отца, свою мать, своих братьев по ка?

— Я знаю, что значит изгнание, — тихо ответил мальчик.

— Тогда иди. И подумай, и вспомни лицо своего отца. Хотя тебе это уже не поможет.

Мальчик ушёл не оглядываясь.

В погребе под амбаром было обманчиво прохладно. Сыро. Пахло влажной землёй и паутиной. Лучи вездесущего солнца проникали даже сюда, сквозь узкие пыльные окна, но тут хотя бы не чувствовалось изнуряющей дневной жары. Мальчик держал здесь сокола, и птицу, похоже, это вполне устраивало.

Теперь Давид состарился и больше уже не охотился в небе. Его перья поутратили былой блеск — а ещё года три назад они так и сияли, — но взгляд оставался пронзительным и неподвижным, как прежде. Говорят, нельзя подружиться с соколом, если только ты сам наполовину не сокол, одинокий и временный обитатель земли, без друзей и без надобности в друзьях. Сокол не знает, что такое мораль и любовь.

Теперь Давид стал старым соколом. И мальчик очень надеялся, что он сам — тоже сокол, но молодой.

— Привет. — Он протянул руку к жёрдочке, на которой сидел Давид. Тот перебрался на руку мальчика и снова застыл неподвижно, как был — без клобучка на голове. Свободной рукой мальчик залез в карман и вытащил кусочек вяленого мяса. Сокол проворно выхватил угощение из пальцев парнишки и проглотил.

Мальчик осторожно погладил Давида. Корт бы, наверное, глазам своим не поверил, если бы это увидел, но ведь он не поверил и в то, что время Роланда уже наступило.

— Скорее всего ты сегодня умрёшь, — сказал он, продолжая гладить сокола. — Мне, похоже, придётся тобой пожертвовать, как теми мелкими пташками, на которых тебя обучали. Помнишь? Нет? Ладно, не важно. Завтра соколом стану я, и каждый год в этот день я буду стрелять в небо — в память о тебе.

Давид сидел у него на руке, молча и не мигая, безразличный к своей жизни и смерти.

— Ты уже старый, — задумчиво продолжал мальчик. — И, может быть, ты мне не друг. Ещё год назад ты предпочёл бы мой глаз этому куску мяса, верно? Вот бы Корт посмеялся. Но если мы подберёмся к нему… если мы подберёмся к нему поближе… и если он ничего не заподозрит… что ты выберешь, Давид? Спокойную старость — или всё-таки дружбу?

Давид не ответил.

Мальчик надел на сокола клобучок и подобрал привязь. Они поднялись из подвала и вышли на свет.

Двор на задах Большого Зала — это на самом деле не двор, а узкий зелёный коридор между двумя рядами разросшейся живой изгороди. Ритуал посвящения мальчиков в мужчины проходил здесь с незапамятных времён, задолго до Корта и даже его предшественника, Марка, который скончался именно здесь — от колотой раны, нанесённой слишком усердной и рьяной рукой. Многие мальчики вышли из этого коридора через восточный вход. Вход, предназначенный для учителя. Вышли мужчинами. Восточный конец коридора вёл к Большому Залу, к цивилизации и интригам просвещённого мира. Но ещё больше ребят, окровавленных и избитых, вышли отсюда через западный вход, предназначенный для мальчишек, — и остались мальчишками навсегда. Этот конец коридора выходил к горам и к хижинам поселенцев, за которыми простирались дебри дремучих лесов; за лесами был Гарлан, а ещё дальше — пустыня Мохане. Те мальчишки, которые становились мужчинами, переходили от тьмы и невежества к свету и ответственности за других.