Стивен Кинг - Стрелок

— А что, была война? — спросил Джейк.

— Ещё похлеще. — Стрелок отшвырнул окурок. — Была революция. Мы выиграли все сражения, но проиграли войну. Никто не выиграл в той войне, разве что только стервятники. Им, наверное, осталась пожива на многие годы вперёд.

— Я бы хотел там жить, — мечтательно протянул Джейк.

— Правда?

— Ага.

— Ладно, Джейк, пора спать.

Мальчик — теперь только смутная тень во мраке — лёг на бок и свернулся калачиком под пологом из попоны. Но сам стрелок лёг не сразу. Он сидел ещё около часа, погружённый в свои долгие, тяжкие думы. Эта внутренняя сосредоточенность, углублённость в собственные мысли была для него чем-то новым, ещё не изведанным и даже приятным в своей тихой грусти, но всё-таки не имела никакого практического значения: проблему Джейка всё равно нельзя разрешить иначе, чем предсказал оракул, а отказаться от поиска и повернуть назад — это попросту невозможно. Положение было трагическое, но стрелок этого не разглядел; он видел только предопределение, которое было всегда. Он думал, думал и думал… но, в конце концов, его подлинное естество всё-таки возобладало, и он уснул. Крепко, без сновидений.

На следующий день, когда они продолжили свой путь в обход, под углом к узкому клину ущелья, подъём стал круче. Стрелок не спешил: пока ещё не было необходимости торопиться. Мёртвые камни у них под ногами не хранили следов человека в чёрном, но стрелок твёрдо знал, что он прошёл той же дорогой. И даже не потому, что они с Джейком видели снизу, как он поднимался — крошечный, похожий на таком расстоянии на букашку. Его запах отпечатался в каждом дуновении холодного воздуха, что струился с гор, — маслянистый, пропитанный злобой запах, такой же горький и едкий, как бес-трава.

Волосы у Джейка отросли и вились теперь на затылке, почти закрывая дочерна загорелую шею. Он поднимался упорно, ступая твёрдо и уверенно, и не выказывал никаких явных признаков боязни высоты, когда они проходили над пропастями или карабкались вверх по отвесным скалам. Дважды ему удавалось взобраться в таких местах, какие стрелку было бы не одолеть в одиночку. Джейк закреплял на камнях верёвку, и стрелок поднимался по ней, подтягиваясь на руках.

На следующее утро они поднялись ещё выше, сквозь холодные и сырые рваные облака, что закрывали оставшиеся внизу склоны. В самых глубоких впадинах между камнями уже начали попадаться белые бляхи затвердевшего, зернистого снега. Он сверкал, точно кварц, и был сухим, как песок. В тот день, ближе к вечеру, они набрели на единственный след — отпечаток ноги на одном из этих пятен снега. Потрясённый, Джейк застыл на мгновение, заворожённо глядя на чёткий след, потом вдруг испуганно поднял глаза, словно опасаясь, что человек в чёрном может материализоваться из своего одинокого следа. Стрелок потрепал мальчика по плечу и указал вперёд:

— Пойдём. День уже на исходе.

В последних лучах заходящего солнца они разбили лагерь на широком плоском каменном выступе к северо-востоку от разлома, уходящего в самое сердце гор. Заметно похолодало. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара, и в пурпурных отблесках гаснущего дня мокрый кашель грома казался каким-то нездешним и даже безумным.

Стрелок ждал, что мальчик начнёт задавать вопросы, но тот ничего не спросил. Джейк почти сразу уснул. Стрелок последовал его примеру. Ему снова приснился Джейк — в образе гипсового святого, со лбом, пронзённым гвоздём. Он проснулся, судорожно хватая ртом разрежённый горный воздух. Джейк спал рядом с ним, но спал беспокойно: он ворочался и бормотал неразборчивые слова, отгоняя, наверное, своих собственных призраков. Исполненный тревожных предчувствий, стрелок перевернулся на другой бок и снова уснул.

Ровно через неделю после того, как Джейк увидел след на снегу, они на мгновение столкнулись лицом к лицу с человеком в чёрном. В это мгновение стрелку показалось, что сейчас он поймёт сокровенный смысл самой Башни — потому, что это мгновение растянулось на целую вечность.

Они продолжали держаться юго-восточного направления: прошли, наверное, уже полпути по исполинскому горному хребту, и вот когда в первый раз за всё время их перехода подъём грозил сделаться по-настоящему трудным (прямо над ними нависли обледенелые выступы скал, изрезанные гулкими трещинами; при одном только взгляде на это у стрелка начиналось неприятное головокружение), они набрели на удобный спуск вдоль стенки узкого ущелья. Извивающаяся тропинка спустилась на дно каньона, где в своей первозданной, неукротимой мощи бурлил горный поток, стекающий с необозримых вершин.