Джоан Кэтлин Роулинг - Гарри Поттер и философский камень

– Я собираюсь отдать Гарри его дяде и тете. Других родственников у него не осталось.

– Что? Людям из этого дома? – вскричала профессор Макгонаголл, вскакивая с ограды и тыча пальцем в дом № 4. – Думбльдор, как же можно! Я наблюдала за ними весь день… Они – полная наша противоположность. А их сын!.. Видели бы вы, как он орал и пинал мать ногами на улице – конфет требовал! И чтобы Гарри Поттер жил с ними?..

– Здесь ему будет лучше всего, – твердо сказал Думбльдор. – Его дядя и тетя все ему объяснят, когда он немного подрастет. Я написал им письмо.

– Письмо? – слабым голосом переспросила профессор Макгонаголл, вновь опускаясь на ограду. – Думбльдор, вы и правда полагаете, что все это можно растолковать в письме? Таким людям его никогда не понять! Он будет знаменит – станет легендой – не удивлюсь, если в будущем сегодняшний день назовут Днем Гарри Поттера, – о нем напишут книги – его имя будет известно каждому ребенку!

– Именно. – Думбльдор серьезно поглядел на нее поверх очков. – И это любому вскружит голову. Еще ходить не умеешь, а уже знаменитость! Причем из-за того, о чем сам не помнишь! Разве вы не понимаете, насколько лучше, если он вырастет вдали от шумихи и узнает правду, лишь когда сможет сам во всем разобраться?

Профессор Макгонаголл хотела возразить, но передумала. Сглотнув, она сказала:

– Да-да, конечно, вы правы. Но как мальчик попадет сюда?

Она подозрительно оглядела плащ Думбльдора: не скрывается ли в складках ребенок?

– Огрид привезет.

– Полагаете, это… разумно – доверять столь важное дело Огриду?

– Я бы доверил ему свою жизнь, – ответил Думбльдор.

– Нет, он, конечно, человек добрый, хороший, – неохотно пояснила профессор Макгонаголл, – но, согласитесь, уж очень безалаберный. И его всегда так и тянет… Это еще что такое?

Низкий рокот взорвал тишину улицы. Думбльдор и профессор Макгонаголл заозирались, не понимая, откуда он приближается, и ожидая увидеть свет фар. Скоро рокот сделался оглушителен; они подняли головы к небу – и прямо оттуда на дорогу свалился огромный мотоцикл.

Мотоцикл был огромен, но казался крошечным под своим седоком, человеком раза в два выше и по крайней мере раз в пять толще обычного. Он был как-то непозволительно громаден и казался диким – кустистые черные лохмы и косматая борода, под которыми почти не видно лица, лапищи размером с крышку мусорного бака, ноги в кожаных сапогах, похожие на дельфинят-подростков. В громадных мускулистых руках гигант держал сверток из одеял.

– Огрид, – с облегчением сказал Думбльдор. – Наконец-то. Где ты взял мотоцикл?

– Позаимствовал, профессор Думбльдор, сэр, – ответил гигант, осторожно слезая с седла. – У юного Сириуса Блэка.

– По дороге никаких неприятностей?

– Нет, сэр. Дом раздолбало, но мальца удалось вытащить, пока муглы не понабежали. Он уснул над Бристолем.

Думбльдор и профессор Макгонаголл склонились над свертком. Внутри, еле видимый, спал младенец. Под угольно-черной челкой на лбу виднелся порез необычной формы – совсем как зигзаг молнии.

– Значит, сюда… – прошептала профессор Макгонаголл.

– Да, – отозвался Думбльдор. – Шрам останется на всю жизнь.

– А нельзя что-нибудь с этим сделать, Думбльдор?

– Даже если б и можно, я бы не стал. Шрамы бывают полезны. У меня, например, шрам над левым коленом – в точности схема лондонской подземки… Что же, давай ребенка сюда, Огрид. Дело есть дело.

Думбльдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дурслеев.

– А можно… можно с ним попрощаться, сэр? – попросил Огрид. Он склонил большую лохматую голову над Гарри и поцеловал малыша. Поцелуй, вероятно, был очень колкий. После этого Огрид вдруг завыл раненым псом.

– Ш-ш-ш! – зашипела профессор Макгонаголл. – Разбудишь муглов!

– И-и-извиняюсь, – всхлипнул Огрид. Он извлек откуда-то громадный крапчатый носовой платок и спрятал в нем физиономию. – Но я не могу-у-у! Лили с Джеймсом померли… А малыша Гарри отправляют к муглам…

– Да, да, это очень грустно, но ты уж возьми себя в руки, Огрид, не то нас заметят, – зашептала профессор Макгонаголл, осторожно похлопывая Огрида по руке.

Думбльдор меж тем перешагнул низенькую садовую ограду и направился к двери. Аккуратно положил Гарри на порог, достал из-под плаща письмо, сунул его в одеяльце и вернулся к своим. С минуту все молча глядели на крошечный сверток. Плечи Огрида вздрагивали, профессор Макгонаголл отчаянно моргала, а свет, обычно струившийся из глаз Думбльдора, как будто потух.