Леонида Подвойская - Предтечи зверя. Максим

– Так ты ничего не знаешь? Тебе ничего не говорили? - осторожно поинтересовался Белый - старший, садясь в ногах кровати и выкладывая на тумбочку всевозможную снедь.

– Нет, ничего. Рассказывай, рассказывай быстрее!

– Посадил аварийный самолет. На глазах у Главного.

– А подробнее?

– Вернешься домой, все подробно расскажу. Будет стимул быстрее выздоравливать.

– Ну, хоть немножко.

– Нет, здесь не будем, - твердо оборвал клянченье отец. - Рассказывай, как ты здесь.

– А, секреты! - по-своему истолковал это Макс. Тогда ладно. Чего ты там понавез? Лучше бы книжку, какую. Нормально я. Профессор осмотрел. Сказал, что поправляюсь. Что случилось, допытывался. А я, честное слово, не помню. После его ухода вспоминал - вспоминал, до того, как ты пришел со службы вечером - помню, как показал дневник - помню, а дальше - провал.

– Не волнуйся, главное - спокойствие.

– Это Карлсон говорил.

– Это нам твой Василий Иванович говорил. Ты отъедайся. Это тоже профессор говорил. Пока вот, соки, пасты, шоколады. По школе все нормально. Директорша сказала, что помогут наверстать. Невеста твоя интересовалась, тоже обещала помочь.

– Ай, ну папа, - засмущался Макс. Невестой отец называл школьную подружку сына. Когда-то они сидели за одной партой, потом всевозможные интересы охладили их отношения, сейчас же затаившаяся взаимная симпатия перерастала во что-то иное, о чем подросток вообще не хотел говорить с кем бы то ни было.

– Да ладно тебе. Какую книгу привезти?

– Мне Женька обещал. Еще до каникул. Может, свяжешься? Он знает.

– Найду. Ну, пора. Врач сказал долго по первому разу не засиживаться.

– Да, езжай. Когда снова будешь?

– Теперь часто - офицер крепко обнял сына и ушел, оставив радостное ощущение любви, тепла, заботы и твоей нужности на этом свете. Помахав ему в окно, больной развернул свертки и тут почувствовал, как он изголодался. Сытно и вкусно поев фруктовых кашек, подросток с какой- то хитрецой покосился на конфеты, а затем завалился в точности выполнять предписания тихого часа.

Разбудил его вечером мрачный Василий Иванович. Он был не в духе и не в силах скрывать этого. Сугубо по-деловому осмотрев юношу, он сказал ": Молодцом, продолжай в том же духе", после чего повернулся к больному на соседней койке.

– Василий Иванович, когда меня выпишут? - жалобным тоном спросил Максим,

– А что, плохо здесь? Только очнулся, и уже надоело? Не нравится?

– А что здесь должно нравится, - хотел, было спросить Макс, но, взглянув в грустные уставшие глаза профессора, осекся.

– Четверть кончается. И год.

– Переведут без экзаменов. Выведут средний. Все равно напрягаться тебе долго нельзя будет. Так что отдыхай и выздоравливай. Мы еще с тобой обстоятельно поговорим на эту тему, - пообещал профессор, уже стуча по конечностям Максового соседа.

– Угощайтесь - угощайтесь. Мне все равно много пока нельзя. Да, а как меня кормили? Кололи?

– Ну, первых несколько дней. А потом потихоньку, из ложечки. И ничего, глотательный рефлекс утрачен не был. Правда, только жидкое или пюре, тоже совсем жиденькое. Так что сейчас смотри, никаких там мясов раньше времени.

– Вот я и говорю, угощайтесь. Чего это Чапай такой злой? - поинтересовался Максим.

– Кто? - не поняла толстушка. Максим уже выяснил, что зовут ее Светлана и с целью кое-что выведать, пригласил ее на отцовские конфеты.

– Ну, Василий Иванович ваш.

– Не надо так, - серьезно упрекнула девушка собеседника и даже отложила конфету. Он не злой. Он очень уставший и подавленный. Помнишь ту девушку? Шесть часов операции. Шесть часов, понимаешь? И не ногу, какую- то отрезать, а мозг оперировать. Ювелирная работа. Но не всегда и не все подвластно. Даже ему. Наверное, умрет. Хотя, надеяться и бороться надо до последнего, - спохватилась она, но тяжело вздохнула. - А потом, после операции - разговор с родителями. Соври, успокой, что все нормально, а тут раз - и все. Как потом в глаза им смотреть? Сказал, что сделали все возможное, но ни за что ручаться нельзя. Мать - тотчас же с инсультом - уже тоже наш пациент, а отцу надо на службу. Он тоже офицер. Какой- то большой начальник у вас. Пушкарев, его фамилия. Знаешь такого? Представляешь. Завтра приедет, а дочь…

Пушкарев… Значит, она… - ошарашено прошептал Максим. Он хорошо знал эту девчонку - синеглазую красавицу из младшего класса. Анюта. "Анютины глазки - цветочек из сказки"- сочинил он когда-то рифму и, понаписав ее на бумажных самолетиках, забросал ими ее балкон (в их же доме, но через подъезд и этажом ниже). Обратила ли она внимание? Наверное. Она этого не сказала, но вскоре он здорово получил от более взрослых ухажеров. Но было это в детстве - три года назад - и теперь почти забылось. Они остались незнакомы, и, кажется, об этом не жалели. И теперь она… ее… Почему-то навернулись слезы. Ну, не почему-то, а от жалости, ну и что?