Агата Бариста: Три королевских слова

До папы дошли слухи, что старцы неуважительно цыкали зубом и называли его, тридцатипятилетнего бородатого мужчину, «мальчишкой в коротких штанишках».

На свое первое заседание в Министерстве отец из принципа заявился в шортах.

— Они, как только увидели мои ноги, так сразу и попадали в обморок через одного. Я думаю, это от восхищения. Были поражены неземной красотой моих нижних конечностей, — с невозмутимым лицом рассказывал папа. — Оставшиеся в сознании немедленно согласились со всеми предложениями по модернизации Завода. — И укоризненно добавил: — А ты, Данька, из джинсов не вылезаешь. Ой, напрасно!

В дальнейшем отец руководил Заводом столь успешно, что цыканье постепенно сошло на нет, а Ладыженский подтвердил аксиому, что олигархами просто так не становятся.

В середине июня мне исполнилось семнадцать, и к нам в дом прибыл инспектор Отборочной комиссии. Перед испытанием мама заварила в большом глиняном кувшине чай из сбора с оленьей травой. Этот настой, приготовленный по старинному фамильному рецепту, обладал способностью на время ослаблять магические способности. Рецепт передала маме ее свекровь, моя бабушка по папиной линии. Она не получила в свое время высшего магического образования и всю жизнь прожила в деревне, но обладала несомненным талантом травницы. Как рассказывала мама, за ее настоями приезжали даже из соседних Финляндии и Норвегии.

Мне так не хотелось попадать в Реестр, что я могучим усилием воли осушила чуть ли не весь кувшин.

Мама тоже выпила кружку за компанию.

— Это чтоб было понятно, в кого ты такая слабенькая. А то папа у нас сама знаешь — орел! А я — так, библиотекарша, мне достаточно алфавит знать, чтобы правильно книжки расставлять.

Когда я вышла в гостиную, мне казалось, что все слышат, как плещутся во мне зеленые травяные волны — где-то в районе подбородка.

Инспектор оказался желтолицым крючконосым дядькой, сильно в возрасте, с холодным бесцветным взглядом и безразличным выражением лица. После небольшой светской беседы он слегка оттаял — оказалось, инспектор тоже закончил Горный, только значительно раньше. Отец предложил ему отобедать чем бог послал, инспектор любезно согласился. Дорога в наш поселок была долгой, и предложение отца оказалось кстати.

За обедом мужчины перемыли кости профессуре родного института и каким-то обнаружившимся совместным знакомым. Мы с мамой сидели и помалкивали, в мужские беседы не встревали и под столом держали друг друга за руку.

Я боролась с желанием булькнуть.

Наконец со светской частью было покончено, настало время испытания. Мама вывела меня на середину гостиной. Чувствовала я себя при этом неловко. За последние годы мой организм стремительно пошел в рост. Иногда, глядя в зеркало, я в сердцах обзывала себя «гадким цапленком». Теперь я не знала, куда деть руки и ноги, казавшиеся слишком длинными.

Инспектор приступил к делу, разом посуровев. С крепко сжатыми губами и нахмуренными бровями он активировал магический жезл и, переключая его на разные режимы, несколько раз прошелся вокруг меня. После каждого полного круга он останавливался и записывал показания в талмуд, на кожаной коричневой обложке которого красовались семь красных круглых печатей.

Вся процедура должна была занять не более получаса, мне же эти минуты показались вечностью.

После измерения уровня особых способностей инспектор еще крепче сжал губы и сочувственно посмотрел на отца, потом мельком взглянул на бледную от волнения маму. Мне показалось, что я без труда могла расшифровать его взгляды. Мол, как же так, у такого талантливого мага родилась эдакая бездарность; наверное, в мать пошла, пустышка.

Отец в ответ изобразил печальную физиономию, и я чуть не испортила все, издав нервный смешок. Инспектор вздрогнул, все человеческое вновь стерлось с его лица. Он перевел жезл в режим измерения магической амбициозности. Я внутренне расслабилась. Тут для низких результатов мне не требовалось ничего принимать. Я честно и искренне не желала участия в гонках по вертикали. И действительно, жезл изобразил какую-то вялую попытку засветиться, после чего угас и признаков жизни более не подавал.

Тест с жезлом оказался последним, теперь инспектор должен был объявить о том, что Реестра и Академии мне не видать как своих ушей. Я уставилась в пол и приготовилась пустить фальшивую горючую слезу по случаю этого прискорбного факта.

Вместо этого начало происходить нечто странное.