Вот с этим-то последним у нас и проблема.
— Вот и Ладинец у тебя на рукавах, — роняю. — Сама нашивала-то? Угу, сама. А зачем на обоих рукавах-то? Чтобы уж точно подействовал? Ну, что ж тогда удивляться-то… Погоди-ка минуту.
В моей новоприобретённой рукодельной шкатулке ножнички идеально подходят для распарывания негодных стежков. И нашлись даже крохотные щипчики, чтобы вытаскивать обрезки нитей.
— Поправим мы тебе судьбу, Олюшка, если хочешь, конечно. Хочешь? — Она истово кивает, отчего-то сдерживая слёзы. Что за драма в её жизни случилась, отчего жениха потеряла, ушёл ли, на другую променял, погиб — не знаю; но, должно быть, до сих пор она его в других ищет. Может, и в Яне увидала, потому и внимание оказывать стала, да хоть и робкое — а Васюта возьми и пойми неправильно. Не живи прошлым, девочка. Развяжись с ним. Кого встретишь — того и прими, каков есть, а прошлую любовь в нём узнать не пытайся. Просто прими…
— Не дёргайся, — предупреждаю. Но Ольга даже вскрикивает, когда с лёгким щёлканьем ножнички разрезают первый стежок на обереге. Неправильно нашитом. Не на той руке. Лишнем обереге.
— Слушай меня внимательно Оленька, — говорю, а сама ножницами — щёлк, щёлк… Да пинцетом ниточки время от времени подхватываю и на столе собираю. — Оберег никто сам себе не шьёт. Одно исключение — оберег Макоши. То ж его сама себе Обережница нашивает, чтобы от богини благословение получить, не для себя — для других работу делать. Не знала? Некому было тебе сказать, мамы-то нет… Сама себе оберег нашьёшь — до беды недалеко. Да и неправильно силу женскую вокруг себя выстроишь. Смотри, что получается: Ладинец из восьми лучей состоит, что против солнца направлены, так? А то, что он — обратный оберег, знаешь? На обратной-то стороне лучи по солнцу повёрнуты, а это уже Колядинец, мужской оберег. Вот так и получается… — Дева заворожённо следит за тем, как растёт на столе пушистый комок из выдернутых красных ниток. — Вот и получается, что носит на себе девица благоволение не только Лады, но и Коляды, который ей рано или поздно суженого-то и притянет. А у тебя что получилось?
— Что? — выдыхает она. — Ванесса-свет, так нет у нас Обережниц, бают, уж с той поры, как Василиса к верхним людям ушла. Сказывают, был такой старец — Симеон, последний в этом мире оставался из Обережников, да только где он и как найти его? Вот я и… сама…
— Тихо, не реви. Всё поправимо. — Выдёргиваю последний инородный хвостик из переплетения льняных нитей. — Запомни: мы сейчас с тебя лишнее сняли. Два Ладинца — два Колядинца, так ведь? И что же это получается: двух суженых тебе сразу подавай? Не по закону это, сама знаешь. Тут любой Коляда руками разведёт да скажет: ты уж определись, Оленька, скольких суженных тебе нужно… Повернись другим боком.
Ольга послушно подставляет второе плечо. Но смотрит со страхом: а ну, как удумаю и этот Оберег спороть?
— Не бойсь, — ободряю, — сейчас лучше прежнего будет.
Подумав, вытягиваю из шкатулки белую и золотую нити. И тут словно кто-то толкает меня под руку. Не дрогнув, я срезаю с пряди, выбившейся из Ольгиной косы, несколько длинных волосков. И скручиваю их вместе с нитями жгутом. И…
— И не дёргайся, — предупреждаю снова.
Жгут тонок и легко входит в ушко штопальной иглы. Переплетение нитей у домотканого льна не слишком плотное, поэтому я без особого труда обшиваю оставшийся Ладинец белым с золотом. И ещё раз это делаю. И ещё. Пока оберег не оказывается заключённым в тройной концентрический круг. Хвостики жгутов я сплетаю в небольшую косицу.
— Вот теперь он у тебя в замкнутом круге. В надёжном. Теперь всё по правилам. И коса-девичья краса тебе тоже пригодится. Это как жертва Ладе — за то, что по незнанию ошиблась с оберегами в первый раз. Всё, Оля, нет на тебе никакой вины. Живи спокойно, жди суженого. Придёт непременно.
Тут ведь главное — что? Установка. Программа. Что сейчас в эту благодатную почву упадёт — то и прорастёт.
А суженые тут — хороши, сама видела. Плохого не встретит.
Ольга растерянно проводит ладонью по пустому месту на рукаве. А там — даже дырочек не осталось от вышивки. Я ж говорила — лён, структура рыхлая, да и работаю я аккуратно, без огрехов. Дева, на глазах хорошея, встаёт и… кланяется мне в пояс.
— Благодарствую, Обережница, — говорит тихо. — Век буду помнить.
И замедленно, как во сне, идёт мимо нас к двери.
Не идёт — лебёдушкой плывёт. Не девчонка разгневанная, что часа два тому назад к нам влетела — Царь-девица.
Читать дальше