Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

– Значит, сказитель, – повторил Турчин. – А это, – он кивнул на хлыст, – твой язык. Длинноват немного.

– Война, – объяснил Шооран. – Без оружия нельзя, сами видите.

– Что ж, сказитель… – Турчин явно принял решение. – Расскажи нам в таком случае про объевшегося чавгой.

Шооран молча кивнул и, окружённый солдатами, направился к недалёкому поребрику. Сел, не торопясь скатал хлыст, хотел спрятать за пазуху, но один из цэрэгов со словами: «Дай-ка сюда!» – отнял хлыст. Шооран не возражал. Его сейчас беспокоило одно: узнал ли его Турчин, а если узнал, то как поступит. Хотя в последнем особых сомнений не было, Шооран знал, что душе Турчина благодарность чужда и ни былое приятельство, ни память о прошлом спасении не заставят Турчина отпустить пойманного дезертира. Так что остаётся надеяться, что лохмотья и отросшая борода надёжно похоронили блестящего цэрэга.

Вот только почему Турчин потребовал именно байку про объевшегося чавгой? Когда-то, рассказывая Турчину о встрече с Чаарлахом, Шооран упомянул непрозвучавшую сказку. Почему-то Турчина задело, что сказки он так и не услышал. Он потом долго приставал к Шоорану, выясняя, о чём же всё-таки повествует эта история. Возможно, при звуках знакомого имени в нём всколыхнулось старое любопытство, а может быть, он так издевается, прежде чем схватить разоблачённого преступника. В любом случае играть следует до конца. Шооран вздохнул и начал:

– Жил на свете Хапхуун – богатый человек. Было у него три поля с хлебом, три туйвана с плодами, три ручья с бовэрами да подземелье с грибами. А чавги у него не было. Всё ел Хапхуун, в дюжину глоток пихал, лишь чавги ни разу не пробовал. Самому копать – боязно, у людей покупать – достатков жаль. Так и маялся в мечтах: что за чавга такая вкусная?..

Через минуту Турчин самозабвенно ржал над нехитрыми поворотами побасенки.

– Ну, уморил!.. – хрипел он, отмахиваясь рукой. – Во дают! Значит, от каждого по чавге, а если не съешь, то за всё вдвойне платить!.. Не, ты только послушай!..

Когда Шооран умолк, Турчин ещё долго икал, отплёвывался и утирал раскрасневшееся лицо.

– Да где же ты раньше был, дорогой? Ты всегда ко мне приходи, хоть каждый день. И если обидит кто, тоже ко мне иди – дюженника Турчина все знают!

Шооран поклонился медленно и церемонно, как кланялся после представления Чаарлах, потом подошёл к цэрэгу. Протянул ладонь:

– Хлыст верни.

– Чево?! – возмутился солдат. – Хлыст ему? Скажи спасибо, если живым отпустят!

– Отдай! – приказал Турчин. – Он свой изгой, с наших земель. Я его вроде даже припоминаю. Ему безоружным нельзя, от местных-то надо отбиваться…

Солдат нехотя вернул секущий ус, и Шооран, ещё раз поклонившись, ушёл. Уходя, он даже не особенно горбился, теперь Турчин видел в нём всего лишь сказителя, и Шооран мог больше не беспокоиться, что его узнают.

И всё же рисковать Шооран не стал. В тот же день он собрал свои пожитки и вдвоём с оправившейся Ай ушёл в страну добрых братьев. Он не ожидал там ничего хорошего, но пошёл этим путём, потому что считал его самым безопасным. Пара случайных бродяг, скорее всего, легко пройдёт через страну, увлечённую войной и иными важными делами.

Мокрые земли в стране добрых братьев поражали пустотой. Лишь сборщики харваха появлялись здесь, да и те ходили большими группами, ревниво присматривая друг за другом. Охота и сбор кости разрешались общинникам только в дни мягмара, а остальное время прибрежные оройхоны стояли пустыми. Нетронутая чавга хрустела под ногами, и Ай блаженствовала в этих райских, по её мнению, местах.

Шооран вёл Ай почти по самой середине мокрых островов, где не бывало людей. Правда, от Ёроол-Гуя здесь вряд ли удалось бы сбежать, но к этой опасности путешественники притерпелись и не принимали её в расчёт. Лишь на ночь они устраивались поближе к поребрику, и тогда вечером или рано утром Шооран мог полюбоваться страной всеобщего равенства.

За прошедшие годы страна обнищала окончательно. Те из общинников, кто был хоть на что-то годен, бежали в землю изгоев или устроились в отряды цэрэгов. Остальные вовсе махнули рукой на сохранность урожая, тем более что после захвата страны старейшин налоги на общинников были снижены. Шооран, поднявшись на тэсэг, разглядывал проплешины вытоптанных полей и старался представить, что начнётся здесь через месяц, когда старшие братья поймут, что склады пусты, а потерянные завоевания назад не вернуть. Но пока нелепое государство беспечно доживало последние отпущенные судьбой недели, бодро проедая остатки своих богатств.