Геннадий Башунов - Не люди

– Сделал так, чтобы все решили, что она повесилась, – закончил за замолчавшего старика Хасл.

– Да. Так я и сделал. Но синяки было не скрыть, все решили, что мы её избивали за нежелание жить с Варлом, и она, окончательно тронувшись, повесилась… В общем, Урмеру пообещал нас наказать. На Варла тогда смотреть было страшно. Я рассказал ему правду. Чтобы он знал, как она его обманывала. Единственное, о чём тогда не подумал, так это о том, что сын её действительно любил, и не разлюбил даже после всех измен и предательства. На следующий Йоль всё выставили так, будто мы замучили бедную девушку. Урмеру тогда сказал нам, что мы будем ждать своего последнего Йоля как худшего дня в своей жизни, но наказывать немедленно не стал – всё-таки нас с сыном продолжали уважать и бояться. После этого мы не разговаривали с Варлом два года. Я хорошо помню тот день, когда сын пришёл ко мне после этих двух лет. «Я нашёл другой выход, – сказал он тогда. – Мы объединимся с чужаками, ты не пойдёшь к Другу». Мне тогда оставалось два Йоля среди людей. Он нашёл могильщика, встретил где-то у Шранкта во время охоты. И договорился с ним, чтобы тот привёл других, на Йоль, чтобы убить Урмеру, и тогда они смогли бы грабить Бергатт без каких-либо проблем. – Все услышали, как фыркнул Велион, но не обратили внимания. – Могильщик не обманул. За день Йоля он привёл ещё четверых. Всемером мы хотели устроить на Друга засаду…

– Всемером? – переспросил Велион. – Кажется, я догадываюсь, кто был седьмым.

– Это был лучший друг моего сына, – сухо сказал Дед. – Но он не пришёл к назначенному времени. В конце концов, он пришёл, чуть позже. С Викле, другими хуторянами, Другом и безрукой старухой, которую Друг вёл на привязи. Нас с Варлом связали и заставили смотреть, как эта старуха убивает могильщиков. Убивает и жрёт их внутренности. Потом Урмеру наложил заклинания-печати на наши тела. – Старик мимолётно прикоснулся к больному глазу. – В случае, если кто-то из нас рассказал бы про увиденное, про могильщиков и внешний мир, мы бы умерли в жестоких муках. А старуха убила бы всех наших близких. Или вообще всех горожан. Мы испугались. Да и как было не испугаться? Мы поклялись ему во всём, что он требовал. Поклялись молчать, никогда не причинять вреда хуторянам и Эзмелу впридачу, поклялись не вредить Другу. Варл в тот же день сказал мне, что никогда не заведёт семью и положит жизнь на то, чтобы убить Урмеру. Но мой сын нарушил первую клятву, а потом и последнюю, и, кажется, убивать Урмеру придётся делать его сыну.

– Зачем он сохранил ваши жизни? – спросил могильщик. – Он мог убить вас сразу после того, как узнал о возможном предательстве.

– Я ничего об этом не знаю, – покачал головой старик. – В то, что мир кругом выжил, и Урмеру нас обманывал, никто бы не поверил. Но в то же время нас уважали люди, а в тот год Урмеру уже покарал одного из горожан, заставил его идти по Бергатту, я уже не помню за какой проступок, и некоторые были недовольны. И я хорошо помню, как мучился в ожидании своего последнего Йоля. Это жестокое наказание – ждать мучительной смерти и знать, в какой день она к тебе придёт. Лишь Варл отговорил от самоубийства, он всё ещё верил в то, что сможет спасти меня. Иногда я жалею, что послушал его. Но если Друг умрёт…

– Чушь какая-то, – резко сказал Велион. – Ты отвлекаешься. Проще было вас убить. Делать это прилюдно вовсе не обязательно. Нет человека – нет проблемы. А проблем вы и так доставили немало.

– Урмеру сумасшедший, – вставил Хасл. – Он рассказывал мне о проголодавшейся бедняжке, которая была вынуждена убивать ради пропитания. Или разговаривал сам с собой, будто меня там и не было.

Могильщик с сомнением покачал головой, однако не стал спорить.

– А метка? Что стало с ней?

– Друг снял её, когда я попал к нему.

– Что было там, в Башне? Как ты лишился руки?

Сухорукий открыл рот, чтобы ответить, но резко закашлялся, будто поперхнулся. Из его глаз с новой силой хлынули слёзы, а тело начала бить крупная дрожь. Он поднял культю, но та почти сразу бессильно повисла на повязке, левая рука судорожно ощупывала то место на бедре, откуда был выдран кусок мяса.

– Я не могу, – прошептал старик, – не могу… Не заставляй меня вспоминать, умоляю… Когда мы дойдём до Башни… вы узнаете всё сами… Лучше бы я повесился в тот день…

– Я сам скажу, если тебе сложно, – сказал могильщик. – Твоя рука сейчас похоронена вместе с Сильгией?

Сухорукий буквально рыдал и всё же нашёл в себе силы ответить: