– Конечно. Он меня на куски порежет. Когда отведёт к себе в Башню. Другим людям скажет, что простил меня, несмотря на все совершённые прегрешения.
Велион вздохнул.
– Думаю, он объявит на нас охоту.
– Конечно, – хмыкнул Хасл. – И я знаю людей, которые с радостью примут в ней участие.
– Оружие у тебя какое-то есть?
– Нет, у меня всё забрали, когда нашли. Мне нужно достать лук, и тогда я смогу убить любого.
– Если этот любой не увидит тебя первым, – сухо возразил могильщик. В голосе парня слышалось слишком много хвастовства, а это нехорошо, лучше недооценить свои силы перед дракой, чем переоценить. – Тогда умрёшь ты. И луком плохо драться в рукопашной, а бросать всегда жалко. Вот. – Он вытащил из рюкзака косарь Хасла. – Умеешь обращаться?
– Дерусь я тоже неплохо, – сказал охотник, но уже менее самоуверенным тоном. – И вообще, нужно убить только Друга и его подручного. Остальные ничего плохого не сделали. И не сделают, когда Урмеру не станет.
– Даже те, кто с радостью ввяжется в охоту на тебя?
Хасл сморщился и угрюмо поглядел на свои ладони.
– Это уже моё личное дело. Если погибнет Друг, мне никто и слова против сказать не сможет. – Последняя фраза звучала, как заклинание, произносимое, чтобы успокоить самого себя.
– Ладно. – Велион поднялся и закинул за спину рюкзак. – Выходим из тумана как можно ближе к Бергатту – так больше шансов, что мы окажемся в могильнике, не встретившись ни с кем из тех, кого убивать не нужно.
***
Шемех как обычно прятался. Сильгия уже привыкла к этому. Она и сама не хотела бы показывать своё лицо никому, но в то же время стесняться не было никакого смысла – любой, кто увидит её, умрёт.
Из густых клубов тумана, пошатываясь, вышла кошка. Её ободранная шкурка сочилась кровавым гноем, один глаз отсутствовал, а второй вылез из орбиты и болтался на уровне нижней челюсти, но несчастное животное по-прежнему жило. Если это вообще можно считать жизнью.
Сильгия выдавила в горло еду из бурдюка и быстро проглотила, закрыв рот ладонью, чтобы не полилось обратно.
– Мяу, – сказала кошка.
«Я знаю. Я тоже устала. Я просто хочу это закончить».
– Мяу? – спросила кошка, буквально валясь на бок.
«Ещё не знаю. Я видела чужака. Не того, которого убила, а другого. В нём есть сила, но очень странная».
– Мяу.
«Да, и эти жуткие перчатки были при них, как и у всех, кого я убивала раньше. Но, как и во все прошлые разы, я почувствовала в них только пустоту».
Кошка задёргалась, изрыгая из пасти куски плоти, но в какой-то момент резко замерла, свесив кроваво-красный язык набок. Сильгия думала, что бедная скотина сдохла, но после долгой паузы кошка прохрипела:
– Мяу.
«Да, кому-то придётся убить его. Я не знаю смогу ли, он так долго обо мне заботился».
– Мяу…
«Мы все умрём. Я жду этого уже так долго. Неужели ты ещё хочешь жить?»
– Мяу.
«Вот и я думаю, что нет. Мы зря пережили тот день».
Сильгия поднялась. Несколько бурых комков всё же выпали из её рта на куртку, и она смахнула их несоразмерной восьмипалой правой ладонью. Своих пальцев у неё осталось только два с половиной – безымянный, мизинец и половина среднего. Когда-то они были тонкими и изящными, а сейчас скорее напоминали иссохшие жёлтые ветки. Остальные пять, толстые и коричневые, так же, как и часть кисти, принадлежали какому-то мужчине из тех, что иногда приводил Урмеру. Какому точно – слишком тяжело вспомнить.
– Мяу? – просипела кошка.
«Мне нужно достать ещё еды. И я хочу посмотреть на чужака поближе. А когда насмотрюсь, убью».
– Мяу.
«Да, тот парнишка тоже очень любопытный. Я хочу вырезать ему печень».
По телу кошки прошла предсмертная судорога. Сильгия отвернулась от животного, рассчитывая на то, что разговор окончен. Но тут кто-то схватил её за плечо.
Это Шемех. То, что от него осталось. Ссохшееся тело изгибалось, как натянутый лук, по лицу стелились глубокие морщины. Он слабо улыбнулся и отступил, словно красуясь. Одежды на нём не было, и Сильгия увидела шрамы, опускающиеся от пупка к паху.
– Ты, наверное, об этом забыла, но я тебе напомню. Они прижигали меня раскалённым ножом, а потом отрезали яйца, да, – сказал Шемех слабым голосом, смотрел он при этом в сторону. – А в задницу всадили кол с перекладиной, чтобы я мучился подольше. Помню, пахло плохо прожаренным мясом и говном. Но тогда-то я и дал им всем просраться. – Старик то ли хохотнул, то ли всплакнул. – Они все должны умереть, и я рад, что ты меня понимаешь. Сначала они, потом мы. Но ко мне приходила та, которая когда-то дала мне волю к жизни. Женщина с головой кошки. Она просила не убивать могильщика. Именно этого, странного.
Читать дальше