Геннадий Башунов - Не люди

– Мяу, – сказала кошка.

«Обещай», – услышал Хасл.

– Мяу, – повторила кошка.

«Урмеру должен прийти».

– Хорошо, – кивнул охотник, думая, что он сошёл с ума. – Я передам Урмеру, чтобы он пришёл. Но кто такой этот Урмеру?

– Мяу. – «Ты знаешь это, глупец».

Кошка мучительно зашевелилась, повернула свою разлагающуюся мордочку и принялась пожирать котят. Одного, второго, третьего. А когда съела последнего, её позвоночник неестественно выгнулся (лапа, на которой лежала кошка, отвалилась), и клыки впились в собственное брюхо, разрывая шкуру, матку, выдирая неродившихся котят из утробы.

– Мяу, – сказала кошка, когда закончила жрать.

«Видишь, на что приходится идти, чтобы просто поговорить с тобой?»

Кошка дёрнулась и замерла, а Хасл пошёл дальше, абсолютно уверенный в том, что он либо умер, либо сошёл с ума.

Но туман рассеялся, и по сапогам охотника заскользили мокрые от дождя колосья пшеницы. Небо застилали тучи, однако Хасл понял – уже почти рассвело.

– Я жив, – сказал он и тут же повалился на колени, чувствуя, как его колотит крупная дрожь, идущая откуда-то из самого нутра. – Я жив. Жив.

Он сходил в Бергатт и остался жив. Побывал и охотником, и добычей, и остался жив. Наведался в гости к Серому Зверю и остался жив. Этот кошмар не был загробным царством. Кошка, поедающая своих дохлых котят, была самой настоящей. Чужак – не сон и не галлюцинация. Дар Друга – не бред его больного воображения.

Хасл мысленно потянулся к растущей на поле траве, но понял, что Дар куда-то исчез. Зато в его измученном и избитом теле пробудились усталость и боль. Он только сейчас вспомнил о страхе за свою жизнь, хотя впервые за последние сутки ему ничего не угрожает. Но даже страх и воспоминания о пережитом, а иногда его охватывал настоящий животный ужас, были притуплены усталостью. Охотник хотел уже лечь прямо в траву, чтобы уснуть, но из наваливающегося тяжёлого сна его вырвал резкий окрик:

– Эй! Стоять! – закричал кто-то знакомый. – А ну стой!

– Я стою… – промямлил Хасл. – Стою…

– Руки! Покажи руки!

Хасл поднял руки. Кто-то (видимо, обладатель такого знакомого голоса) резко толкнул его в спину, и охотник повалился во влажную траву. Этот кто-то уселся на него сверху и профессионально принялся вязать ему руки, приказывая ещё кому-то бежать к Эзмелу. Хасл повернул голову набок, чтобы было легче дышать, и замер, не в силах ни сопротивляться, ни говорить. Но даже лежать спокойно было слишком больно.

– Боги, это же Хасл! Эрли, ты что делаешь? Это же наш Хасл!

– Нашего Хасла чужак утащил к Серому Зверю. А кто это такой, я не знаю. Если бы он не был похож на Хасла, я бы убил его сразу.

– Эрли, – прошептал Хасл, едва разлепляя одеревеневшие губы, – как я рад тебя слышать. Я уж думал, что мне крышка. Мы должны отпустить чужака, чтобы он смог спокойно уйти. Он…

– Заткнись!

Хасла подняли с земли и грубо встряхнули. Перед глазами появилась перекошенная физиономия его лучшего друга.

– Учитель рассудит, кто ты такой, – злобно проговорил Эрли, брызжа Хаслу в лицо слюной, – Эзмел пообещал его вызвать. А когда он придёт, вам всем, ублюдкам, конец! Шевелись, сукин сын!

Абсолютно поражённый таким приёмом от друга, онемевший и вконец отупевший от происходящего Хасл принялся переставлять ноющие ноги, но Эрли, видимо, решил, что его ходьба недостаточно быстра, и начал подгонять увесистыми тычками в спину. Рядом суетился один из каменщиков, Нерек, вооружённый ножом и коротким копьём. Он всё бормотал, что это же Хасл, вот он, Эрли, Хасл, живой и здоровый, и одежда у него нормальная, не разорванная, и мертвечиной от него не пахнет, только кровью, потом и грязью, и разговаривает этот Хасл по-человечески, а не шипит и не харкает кровью. Но Эрли, кажется, был непреклонен.

– Может, мне кто-нибудь скажет, что происходит? – спросил охотник, собравшись, наконец, с мыслями. – Почему вы меня связали?

– Я же говорю, что это Хасл! – обрадованно произнёс каменщик.

– Да, это я, Хасл! Эрли, Нерек, неужели вы не видите?

– Не говори с ним, – резко сказал Эрли. – Может, это оборотень.

– То чужак, то оборотень, – пробурчал каменщик, вытирая нос плечом. – Не слишком ли много?

– А четыре трупа и один пропавший за одни сутки – не слишком много?

– Четыре трупа? – переспросил Хасл, понимая, что к пропавшим Эрли относит его самого. – Кераг, чужак, Зерв. Кто четвёртый? Кто ещё погиб?

– Не погиб, а убили.

– Не разговаривай с ним! – рявкнул Эрли. – Он заморочит тебе голову!