Геннадий Башунов - Не люди

Слышались стоны и проклятья, но охотнику было на них плевать. Он уселся прямо на землю и принялся баюкать свою возлюбленную, находящуюся в полубессознательном состоянии. Никто из хуторянок и детей сильно не пострадал, даже те, которых расшвырял магией Хасл.

Некпре выл и, валяясь на земле, благодарил за спасение. К нему уже приближался Сухорукий.

– Твой отец предал моего сына, – сказал он, в тот же миг, как его нож вонзился в шею младшего сына Викле. – За это ты и умираешь.

Хасл полубезумным взглядом обвёл хутор. Дым от крыши валил чёрными клубами, но огня уже не было – охотник затушил его, сам не поняв, как. Если хуторянкам не найдётся места в городе, они смогут вернуться…

Нет. Плевать. Главное, что Мирека жива, вот она, в его руках. Девушка заплакала, и Хасл гладил её волосы, не зная, как успокоить. Она не пыталась вырываться, но в его руках как будто была статуя, а не живая девушка.

И тут Хасл понял, кто его держал. Вернее, не держал, а поддерживал, не давал упасть. Помогал. А он…

Могильщик. Что с ним?

Хасл нашёл его взглядом. Велион поднимался с земли, из его носа хлестала кровь, рубашка стала совсем чёрной из-за разошедшихся швов на боку, но он был жив, и это главное. Они живы.

Могильщик поднялся, пошатнулся, цыкнув, ощупал раненый бок, угрюмо посмотрел на оставшихся в живых и погибших хуторян, потом уставился на Хасла. Снял перчатку с правой руки, утёр голой ладонью лицо, перепачканное кровью и грязью, сплюнул и устало сказал:

– Всё, блядь, из-за баб.

Могильщик шипел и ругался сквозь зубы, надевая на себя рубаху. Умельцев, способных зашить рану на боку, среди пастухов не нашлось, пришлось затянуть рёбра в тугую широкую повязку, мгновенно напитавшуюся кровью. Впрочем, всё было не так уж и плохо – разошлось только три шва из восьми.

Он опробовал пару трофейных клинков и остановился на сабле, которой Викле едва не прикончил охотника. Несмотря на возраст (оружие явно относилось ещё к довоенным временам), у сабли было прилично заточенное и почти не потраченное лезвие, заостряющееся к концу и имеющее длину в сорок дюймов, пятую часть от этого добавляла рукоять. Эфес довоенный мастер выполнил в форме овала с отходящей С-образной дужкой, защищающей пальцы. Совершив пару пробных выпадов, Велион снял с пояса Викле ножны. Таким оружием можно и колоть, и рубить.

Надо только, чтобы маг позволил себя рубить и колоть.

Тела погибших хуторян и их приспешников свалили в кучу, баб и детей к ним не подпускали. Те разбежались по домам, откуда слышался траурный вой. Одна лишь Мирека осталась с Хаслом: её мать чётко дала понять девушке, что теперь на хуторе её видеть не хотят. Хуторянка уселась посреди двора и уткнула исхлёстанное материнскими пощёчинами лицо в колени, никак не реагируя на все попытки охотника поговорить с ней. Спустя несколько минут Хасл бросил эту затею и просто уселся рядом, вид у него при этом был как у побитой собаки. Это чувство усугубляли окровавленное лицо и слипшиеся от крови волосы.

Велион оставил их на время, пока ходил за своими вещами. Но вернувшись, понял, что ничего не изменилось – охотник и хуторянка сидели рядом с самым скорбным видом, даже не поменяв позы.

– Хасл, – позвал он, толкая охотника в плечо, – нам нужно идти.

Парень поднял голову и невидяще уставился на могильщика.

– Идти?

– Да. Мы должны убить Урмеру, помнишь?

– Сейчас?

– А когда? Через пару лет?

– Но…

– Никаких «но»! Бери свою бабу в охапку и уходим.

– Но…

Велион уже начинал злиться.

– Думаешь, у нас есть время, чтобы подтирать кому-то сопли? Единственное наше преимущество – это внезапность. Урмеру на хуторе нет, значит, он сдал своих союзников. Возможно, для того, чтобы потянуть время и подготовиться к нашему приходу. Может, просто оставил на хуторян всю грязную работу. В любом случае, он уверен, что мы провозимся здесь до вечера, до завтра или вообще не справимся. Но хутор уже наш, хотя едва рассвело. Урмеру точно не ждёт, что мы заявимся в его логово к вечеру.

Но Хасл, кажется, даже не слышал его доводов. Он смотрел на могильщика пустыми глазами, рот был полуоткрыт.

– Я едва не убил тебя, – промямлил он, наконец. – Ты пытался мне помочь, а я потерял голову…

– Меня пытались убить много раз, и твоя попытка была одной из худших, поверь мне. – Могильщик показал охотнику правый кулак, затянутый в чёрную кожу перчаток. – Они рассеяли большую часть твоего удара.