Эта последовательность сохранялась, и нужно было поскорее понять, как выбраться из этого бесконечного круга. Проблема была только в том, что понять по самим тропинкам правильный путь было невозможно, и каждый раз приходилось путем ошибок искать именно ту тропинку. И если в первые десять раз это было достаточно легко, то вот уже на сотой тропинке сознание начинало путаться, а уставший разум то и дело заставлял делать ошибки. В голове то и дело начали появляться мысли о том, что этих тропинок может быть миллион, а то и миллиард. А затем и сомнения в своем благоразумии и страх того, что все это может быть просто дурацкая игра, которая заставит тебя вечность бродить по этому лабиринту, в котором на самом деле и нет выбора.
Хотелось бы просто взять и сдаться.
Наверное, любой другой из них так и сделал бы.
Понимание того, что сознание не способно выучить столько информации наизусть и что чем дальше, тем больше он будет путаться, заставило Персея действовать чуть более осторожно.
Приходя на каждую развилку, он чертил цифру этой развилки и затем отводил от этой цифры одну линию вправо, влево или вперед. Такой способ позволял запомнить цифру развилки и правильный путь, а не запоминать последовательность, с которой нужно бежать по этим развилкам.
Каждый раз достигая предела изученного пути, он заходил на одну из трех следующих троп в надежде на то, что он угадает, но, конечно, гораздо чаще ему с этим не везло.
Раз за разом, раз за разом Персей проходил одни и те же заученные маршруты, доходя до новых неизвестных троп, проваливаясь там и начиная заново.
Отдельным испытание для уставшего сознания был поиск того, что отличается от обычного – малейшее отклонение от привычного сознания было очень сложно заметить, и чем дальше, тем сложнее это давалось.
И, тем не менее, Персей ни разу не прошел тропинку, в очередной раз не начертив цифру и направление. Он понимал, что самым важным в этом деле является четкость и соблюдение ритма. Он понимал, что нельзя поддаваться панике, унынию или спешке. Одна ошибка может все испортить, и придется начинать с самого начала.
Чем ближе он доходил к круглой цифре, тем ярче внутри него сияла надежда. Так было, когда он прошел десятую тропинку в первый раз. Также было, когда он дошел до сотой тропинки в первый раз – внутри была уверенность, что вот он, последний уровень.
И сейчас, находясь на девятисот девяносто девятой развилке, он с трудом сдерживал эмоции. Был страх. Было отчаяние. Была надежда. Была решительность.
Глубоко вздохнув, Персей зашагал в сторону случайной тропинки. Он предполагал, что снова окажется у первой развилки, но ведь шанс этого в два раза выше, но…
Но… но эта тропинка отличалась от остальных. Она была гораздо длиннее и переходила в широкую поляну далеко впереди.
Внутри Персея проявилось волнение. Он не знал, сколько времени точно провел в этом лабиринте, но там хотя бы было понятно, что делать, а вот впереди его может ждать серьезный противник.
Обрадовавшаяся было душа снова испугалась, но Персей подавил все эмоции и зашагал вперед быстрее. Он пришел сюда, чтобы помочь своим друзьям, а не торчать неизвестно где, ничего не делая.
Впереди, на полянке его ждала фигура. Это было одноногое пугало, стоящее посреди пшеничного поля. Вокруг него поле было чистым, и там расположился стол с картами.
— Иди вперед, человек, — раздался голос по всему полю.
Персей не стал сразу паниковать, вместо этого оглядевшись в поисках говорившего. Но, ничего не обнаружив, произнес:
— Кто ты?
— Я Повелитель Лабиринтов – Черногроб, Двенадцатый Рыцарь.
Услышанное заставило Персея нахмуриться. Олимпиец понимал, что ему, обычному магу, практикующему не самые сильные заклинания, ни за что не победить избранника такой сущности, как Бездна.
— Черногроб, что ты от меня хочешь? — осторожно спросил Персей. — Сражения?
— Динь-дон, неверно! — весело сказал голос. — Я отличаюсь от остальных Рыцарей – сражения меня ничуть не прельщают. Моя стихия – это загадки и игры разума. И раз ты прошел мой лабиринт, я хочу сыграть с тобой в одну игру.
— Игру? — нахмурился Персей. Он не понаслышке знал, как любят играть сильные мира сего. И еще лучше понимал, что второе испытание не может быть легче первого, а значит, эта игра будет невероятно трудной. — В какую игру ты хочешь сыграть?
— Игра в карты, — голос стал немного насмешливым и ироничным. — Называется «Двадцать Одно», быть может, ты слышал о ней?
Читать дальше