Евгений Южин - Феникс

Ана достаточно оправилась, чтобы надолго пропадать из поместья вместе с отцом. На мое недовольство реакция была как на жалобы капризного ребенка, всеми правдами и неправдами заполучившего долгожданный игрушечный самосвал и теперь справедливо требующего такой же игрушечный экскаватор — надо же как-то грузить простаивающую технику!

— Илья, подожди. У семьи куча проблем — из-за тебя, между прочим. Не уладив их, мы вообще будем вынуждены убраться из Арракиса. Тебе это надо? — увещевала меня супруга.

Я принимал эти аргументы, так как подспудно как бы подразумевалось, что нам зачем-то надо оставаться здесь. С моей точки зрения, причина для этого одна — храм. Формально Ана не отказалась от своего запрета, но, по крайней мере, говорила так, как если бы было решено — я вновь отправлюсь туда.

Нельзя сказать, что я оставался затворником. Хотя Сам и сделал такую попытку — запереть беспокойного эля. На следующее утро после того длинного дня он объявил мне, что я должен оставаться в доме и никуда не выходить без его разрешения. Ничего не ответив, я с удивлением уставился на близкого родственника, вновь вспомнившего былые привычки. Ана, присутствовавшая при разговоре, в свою очередь, посмотрела на отца с непередаваемым выражением искреннего недоумения: «Папа? Ты это чего сказал»? Сам, почувствовав с запозданием некоторую избыточность, поспешил уточнить, что он лишь требует, в моих интересах, конечно, чтобы я покидал усадьбу исключительно с охраной. Лучше всего с Аной. Тогда я согласился. Мне казалось, что гулять по незнакомому городу и вправду сподручней с сопровождением — а кто может быть лучше моей скелле.

Однако скелле эта немедленно умчалась, забыв даже сообщить любимому супругу куда. Волей-неволей пришлось обрадовать незнакомого охранника, что мы отправляемся гулять, для того чтобы час спустя обнаружить себя окруженным любопытными зеваками, едва маленький отряд из пяти бойцов покинул ближайшие к площади проулки, по-прежнему оцепленные городской стражей. Знакомства с городом не получилось. О событиях накануне уже знал последний торговец лохами. Моя лысая макушка еще имела шанс затеряться в толпе — насколько я помнил, аборигены Угла предпочитали именно этот тип прически, но в компании с хмурыми бойцами Сама, которые понятия не имели о скрытом охранении и с удовольствием мутузили любого случайного зеваку, нарушившего, по их мнению, мое личное пространство, это было невозможно. Уже через несколько минут после того, как мы появились из-за спин городских стражей, мы были окружены толпой, понятия не имеющей, кто я такой, но увлеченно тем не менее преследующей наш маленький кортеж. Мне, привыкшему полагаться только на себя, было неуютно. Одиночество не страшило — оно лишь заставляло острее чувствовать и зорче видеть. Почему-то вспомнился один политик из земного прошлого, пытавшийся попить пива в заведении, памятном ему по его былым годам, под прицелом десятков камер и сотен глаз. Это было чудовищно! Пришлось возвращаться.

Чтобы избавиться от тяжкого липкого безделья, я попробовал уйти в другой мир, попытавшись найти мастерскую в довольно большом доме Сама и занявшись возней с сохранившейся коллекцией кристаллов. Но к моему огорчению, ничего подобного не обнаружилось. Нет, конечно, наличествовала небольшая каморка, забитая плотницким, в основном, инструментом, но для тонкой работы с нежными кристаллами он не годился, а отправлявшийся в поездку сюда тот Илья почти ничего не помнил и не озаботился даже тем, чтобы прихватить инструмент, хранившийся в останках самолета.

Обследование близлежащих к площади проулков подарило мне еще день. Я выползал туда без охраны, но в пыльной тишине обезлюдевших проходов вынужденно обращал на себя внимание всех, кто меня замечал, — городских стражей, жителей окружающих домов или их прислуги, непонятных мне таких же одиноких, как и я, случайных прохожих. Радовало лишь то, что они не толпились вокруг, выпучив глаза и раскрыв рты, и то хорошо.

Наконец, на третий день, уже окончательно одуревшего от безделья в десятке метров от плиты храма, меня позвали, когда я задумчиво созерцал древний корабль, размышляя над тем, что если сейчас и засну прямо на площади, то вряд ли найдется поблизости кто-либо, кто рискнет подойти. Молодой парень, дежуривший у ворот в ночь, когда я неудачно решил прогуляться, окликнул меня, приближаясь:

— Хозяин!

Я поинтересовался, рассматривая его чем-то довольную физиономию: