Джек Вэнс - Мыслитель Миров и другие рассказы

Ланарк явился с отчетом к Кардейлу: «Рад сообщить, что дело успешно закрыто».

Кардейл скептически разглядывал агента: «Что именно вы имеете в виду?»

«Пароль в безопасности».

«В безопасности? Где?»

«Я подумал, что следует проконсультироваться с вами прежде, чем взять его с собой».

«Пожалуй, это чрезмерная предосторожность. Как насчет Изабель Мэй? Она задержана?»

«Для того, чтобы получить пароль, мне пришлось пойти на существенные, но вполне разумные уступки – в том числе обещать ей безусловное помилование. В частности, я обещал, что с нее снимут все предъявленные ранее обвинения, что ответственные должностные лица принесут ей извинения, и что ей выплатят штрафные убытки за необоснованный арест и прочий нанесенный ей ущерб. Она желает получить официально оформленный документ, подтверждающий выполнение ее условий. Если вы подготовите такой документ, я передам его ей, и с этой проблемой будет покончено».

Кардейл холодно произнес: «Кто уполномочил вас давать такие далеко идущие обещания?»

Ланарк безразлично ответил: «Вы хотите получить пароль?»

«Разумеется».

«В таком случае последуйте моим рекомендациям».

«Вы еще больший наглец, чем можно было ожидать на основании предупреждений Дитеринга».

«Результаты говорят сами за себя».

«Каким образом я смогу предотвратить использование пароля беглянкой в дальнейшем?»

«Насколько мне известно, пользуясь паролем, вы можете связаться с системой и заменить пароль».

«Откуда вам известно, что она еще не воспользовалась паролем и не перевела на свои счета все финансовые средства Казначейства?»

«Я упомянул ей о возмещении ущерба, и она получила соответствующую сумму».

Кардейл пригладил шевелюру: «Сколько она взяла?»

«Сумма не имеет большого значения. Даже если бы Изабель Мэй решила предъявить не столь разумные требования, выплаченные ей деньги не смогли бы полностью компенсировать все, что ей пришлось пережить».

«Таково ваше личное мнение». Кардейл никак не мог решить, чтó ему следовало сделать в данном случае – ругаться, угрожать или развести руками. В конце концов он откинулся на спинку кресла: «Завтра вы получите упомянутый документ – и не забудьте принести с собой пароль».

«Будет сделано, господин Кардейл».

«Я все еще хотел бы знать, сколько она взяла в качестве возмещения. Если хотите, эта цифра не будет опубликована».

«Мы перечислили на несколько персональных счетов сто один миллион семьсот шестьдесят два доллара».

Кардейл уставился на Ланарка: «Вы сказали, что была согласована разумная сумма!»

«Потребовать большую сумму было так же легко, как небольшую».

«Не сомневаюсь, что потребовать большую сумму было проще. Но вы назвали странную цифру. Почему семьсот шестьдесят два доллара?»

«Ровно столько, господин Кардейл, мне задолжало Центральное разведывательное управление, бухгалтер которого все еще отказывается выписать мне чек. Эта сумма отражает расходы, понесенные мной в ходе расследования предыдущего дела, когда мне пришлось давать взятки, угощать собеседников спиртными напитками и пользоваться услугами проститутки – надеюсь, вы не желаете вникать в дальнейшие подробности».

«А что означает дополнительный, сто первый миллион?»

«Эта сумма составит фонд, с помощью которого я смогу покрывать непредвиденные расходы, если мне снова будут делать неприятности. Кроме того, миллион долларов позволит мне справиться с раздражением, причиненным бухгалтером управления». Ланарк приготовился уйти: «Я вернусь завтра в то же время».

«До завтра, Ланарк».

Когда Фарреро впервые встретился с Дуэйном Ангкером из фирмы «Марлé и Ангкер, структоры III-го класса», его что-то мысленно оттолкнуло и отвратило; заметив, как покривились плотно сжатые губы Ангкера, он понял, что ощущение было взаимным. Приземистый и плотный, Ангкер словно сосредоточил в себе густую, маслянистую жизненную силу – так, как в окурке сигары сосредоточены крепчайшие табачные соки.

Фарреро не встречался тогда с Леоном Марлé, другим партнером фирмы – его он не видел на всем протяжении своего трудоустройства. Он не узнал бы его, даже если бы столкнулся с ним лицом к лицу на пешеходной ленте – Марлé предпочитал, чтобы его не видели. Его одержимость неприкосновенностью частной жизни выходила за рамки обычной замкнутости и граничила с неврозом.