Эль Косимано - Хаос времён года [litres]

Это я тоже видел. И мне было больно смотреть, зная, что она дала ему обещание из чувства вины за то, что сделала со мной в Куэрнаваке, и все это время Лайон умалчивал о том, что я сотворил с Неве.

– Здесь и твой дом тоже, Кай. Тебе не нужно уходить, чтобы защитить меня или пощадить мои чувства.

– Это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к Лайону. Я выполнила данное ему обещание. Просто… – Она с тяжелым вздохом откидывает назад свои короткие волосы. – Просто мне нужно обрести саму себя, Джек. Нужно выяснить, кто такая я сама, без Руби. Без этого места. Возможно, я уже знаю, чем закончится моя история, но по-прежнему хочу прожить ее. Я хочу какое-то время принимать собственные решения.

Я хмуро смотрю на свое отражение в стеклах ее темных очков. Не представляю, каково это – знать свою судьбу. Одно дело – заглянуть кому-то в глаза и увидеть его прошлое или свое собственное – в зеркале. И совсем другое – лицезреть последствия целой цепочки жизненных выборов, которые еще не сделаны.

Кай прикладывает палец к переносице очков и, улыбаясь, опускает их ровно настолько, чтобы показать мне блеск в ее глазах – и разрозненные картинки ее будущего. Скалолазание, сплав на байдарке, пеший поход на ледник, ночевку в палатке в горах, поцелуй на пляже. Это снимает с меня часть вины. И, если совсем уж начистоту, немного облегчает и мое беспокойство: приятно видеть будущее, в котором мир по-прежнему цел и невредим. Но это не умаляет потери. Наше недолгое партнерство не обошлось без трудностей, но временами ее присутствие рядом ощущалось как дружеское. Знаю, она хочет, чтобы я попрощался, развернулся и ушел. Но мне от этого не легче.

Я смотрю на часы, гадая, сколько времени могу у нее украсть. Может быть, мне даже удастся убедить ее опоздать на рейс. Кай поправляет очки.

– С тобой все будет в порядке, – говорит она, мягко ударяя меня по плечу. – И со мной тоже. Ты будешь всеми любим. Вы с Флёр закончите перестройку Обсерватории и вместе создадите множество прекрасных Времен года, – продолжает она, многозначительно дергая бровями. – А еще мне известно из достоверных источников, что мы с тобой снова увидимся в не слишком отдаленном будущем. Я обещаю, – добавляет она, показывая тем самым, что это ее выбор, а не воля судьбы.

– Очень на это рассчитываю. – Засунув большие пальцы в карманы джинсов, я предоставляю ей возможность уйти первой.

– Повернись ко мне спиной, Кронос, – велит она, заставляя меня рассмеяться, и шагает задом наперед к автобусной остановке. Никогда не привыкну к тому, что меня так называют.

Я отдаю ей честь и, наконец, отворачиваюсь, надеясь, что она права. Во всем.

Шесть месяцев спустя

Я едва не наступаю Флёр на пятки, когда мы спускаемся по крутому лесистому склону холма. Я прижимаю ладони к ее глазам, чтобы не подсматривала.

– Куда мы идем?

Она давится хриплым смехом, когда я врезаюсь ей в спину. На самом деле она точно знает, где мы находимся. Ее сознание настроено на каждую ветку и травинку на этой горе, но она искусно мне подыгрывает.

– Просто держи глаза закрытыми.

Наконец, склон холма выравнивается, и в поле зрения появляется школа-интернат, заставляя меня ускорить шаг.

Подошвы наших ботинок вязнут в холодной грязи, когда я подвожу Флёр к краю пруда. Такое чувство, будто только вчера держал ее ладонь в своей, вытаскивал на скованную льдом поверхность, просил довериться мне, обещал, что не позволю утонуть.

Я убираю руки от ее глаз.

– Открывай! – шепчу я, обнимая ее руками за талию.

Флёр прикусывает губу с ностальгической улыбкой.

– Ты в порядке? – спрашивает она, прислоняясь ко мне и утыкаясь головой мне в подбородок.

Хижины моего дедушки больше нет. Все утро я провел, сидя на валуне и глядя на черное кольцо пепла на том месте, где она прежде стояла.

– Да, в порядке.

Флёр поворачивается в моих объятиях. На ее щеке сажа, и я смахиваю ее.

– Мы можем восстановить ее, – заверяет она. – Я знаю нескольких хороших подрядчиков. – Мы смеемся, и я притягиваю ее к себе, обнимая и наблюдая, как солнце начинает опускаться за деревья.

– Мне бы этого хотелось, – говорю я ей в волосы.

Она пахнет удивительно знакомо, но все же по-другому. Не только лилиями и весной. Она – это древние дубы в Гринвич-парке и соленый туман над Темзой. Она – дым кострища, оставшегося от хижины моего дедушки, креозот в каньоне и грохочущий прибой в бухте Ла-Хойя, дикий и прекрасный, отражающий каждую составляющую заключенной в ней элементарной магии.