Андрей Минин - Княжич

Алиса что шла рядом беззастенчиво подслушивала. Кулак же у моего носа говорил о том, чтобы я не дурил и не портил отношения ещё больше.

— Я хочу извиниться, Семён.

— Вот те на! — Словно обухом ударили меня по голове. — С чего бы это?

— Я повзрослела.

— Вы всегда были старухой.

— Семён! — Зашипела на меня Алиса.

— В общем, я извинилась, поганец! — Вновь стала она прежней, а то её мёртвый голос меня немного пугал. — Отныне у нас вооруженный нейтралитет. Я не лезу к тебе, а ты ко мне. Уяснил?

— Согласен, согласен, — выкручивала мне ухо Алиса, заставляя быть добреньким. — Будет тебе нейтралитет, карга старая, — успел я сказать, прежде чем женушка закрыла мне рот.

— Ох, и дрянцо же ты этакое, — заметила мачеха, прежде чем положить трубку.

— Что-то странное у моих родственников творится, — почесал я затылок, приготовившись выслушать очередную сентенцию о правильном поведении от Алисы.

— Внимание, внимание, внимание! Срочное сообщение Императора, — слышалось из всех телевизоров и радиоприёмников страны. — Сегодня Турция и Китай объявили нам войну, — звучал мощный бас Василия III из динамиков. — Их воиска перешли границы и громят наши города и сёла. В связи с этим на военную службу призываются все мужчины старше шестнадцати лет, годные к военной службе. А также все кудесники, чей возраст перевалил за планку четырнадцати лет. Защитим нашу родину! Не посрамим. Аминь.

Помимо этого Император запретил любые внутренние междоусобицы и дуэли. Вот чего бы ему этого раньше не сделать?

Повестка наконец-то пришла. Информация с фронтов в наши края приходила противоречивая, но, похоже, нас громят со всех сторон.

— Ну, что там? — Нетерпеливо спросила Алиса, закусив губу.

— Военное ведомство одобрило мою заявку и теперь я вместе со своей дружиной и теми из холопов кто захочет вступить к нам — самостоятельное подразделение, а именно полк воздушной дивизии, приписанный к седьмой армии южно-турецкого фронта.

— А я?

— Они согласились не разделять мужа и жену, так что теперь ты главный лекарь нашего полка, — обнял я её.

— Уф, — выдохнула она с облегчением. — А я боялась.

— Пора собираться, — кивнул я. — Нам приказано вылетать немедленно. Все силы нужны на фронте.

— Михаил, — обратился я к Жуку, что и принёс письмо из штаба армии. — Предупреди всех. У них есть два часа на сборы и прощание.

Он кивнул и ушел. Сборы были не долгими. Всё давно собрано.

— Мам, не уходи. Пап, — хныкала Юлиана, не хотевшая нас отпускать ни под каким предлогом. — Заберите меня с собой. Ну, пожалуйста, — рыдала она в три ручья. — Не оставляйте меня одну… Хнык, — глотала она слёзы.

— Милая, — присела на корточки перед ней, Алиса, крепко обняв. — Мы же это уже обсуждали. Помнишь? Звёздочка ты наша, — собрала её слёзы губами мать. — Не плачь. Мы оставляем тебя за главную. Ты должна быть сильной. Люди должны видеть, какая ты молодец и равняться на тебя, моя хорошая. А Ефросинья тебе в этом поможет. Ты ведь не подведёшь нас? Покажешь тут всем?

— Я не хочу быть главной! Я хочу с вами, — тёрла она кулачками глаза. — Папа.

— Мама права, Юлиана, — мягко обнял я дочку, чувствуя, как её тело содрогается от рыданий. — Ты наше солнышко. Покажи нам, какая ты умница и отпусти нас. Ты же уже взрослая девочка, ведь так? Мы будем тобой гордиться?

— Да, — промямлила она. — Вы только возвращайтесь поскорее, ладно? — Перестала она рыдать, выпуская нас из своей хватки и с надеждой заглядывая нам в глаза.

— Конечно, ты и моргнуть не успеешь, как мы вернёмся, — пообещали мы и, покинув её, поднялись на борт дирижабля. Все ждали только нас.

— Я не понимаю, зачем мы вам понадобились, кхе-кхе. Извините, чёртов кашель, — встречал гостей Андрей Георгиевич Потапов. — Нас в чём-то подозревают?

Семён Андреевич оставил его за главного, наделив старика холопа немалой властью и посвятив во многие секреты, так что он его не подведёт, чего бы ему это не стоило.

— Рутинная проверка, — улыбался лощеный хлыщ из тайной канцелярии Императора. — Вам не о чем беспокоиться, старче. Поберегитесь лучше. Мы сами тут всё осмотрим.

Напарник лощеного нервировал Потапова куда больше, с подозрением вертел тот головой в разные стороны. Один глаз у него был постоянно полуприкрыт, и выходило, что он всегда насмешливо щурится.

— Боюсь, мне придётся присутствовать, — развел руками Андрей Георгиевич. — Не знаю, что вы ищите тут, но пускать вас в наши дома, давая вам возможность подбросить нам что-нибудь или спереть, я не могу.