Андрей Минин - Княжич

— Я принёс, — отвлёк меня Михаил, сбегавший в вертолёт за ручным пулемётом.

— Это не по правилам, — взревела какая-то горластая женщина. — Он мошенник, — надрывалась она, пока сам хозяин вечера её не заткнул, очевидно, куда лучше понимая дуэльный кодекс.

Успокаивающе улыбнувшись Алисе, я не стал ждать, пока подготовят площадку для дуэли, и стал накладывать на себя формы, помогая себе словами и проговаривая их.

— «Щит», — возникла вокруг меня плёнка в виде мыльного пузыря. — «Скорость», — ускорил я своё восприятие. — «Регенерация», — позаботился я о возможных ранах.

Всё. На этом мои силёнки кончились, и осталось уповать на пулемёт.

Гончаров же, как стоял истуканом, так и стоял, принимая советы от друзей, по типу:

— Хук слева и ногой с разворота.

— В душу ему заряди. Я то знаю…

Зрители только морщились.

— Вы готовы? — Спросил нас наместник.

Я кивнул.

— Хочу взять слово, — поднял Гончаров руку. — Эту победу я посвящаю прекрасным дамам, — сказал он, словно уже победил. Его вежливо выслушали.

Вот вырожденец.

— Кровь вас рассудит, — начал наш поединок ещё одной ритуальной фразой наместник и кто-то из гостей накрыл дуэльную площадку мощным щитом, пошел тот волнами от вложенной силы.

— Дрожишь, черноногий? — Успел самодовольно спросить Виктор, прежде чем я открыл стрельбу. — Тр-тр-тр, — затрещал пулемёт у меня в руках, пытаясь из них вырваться и оставляя синяки на моём теле.

Больше Гончаров не сказал ничего. Он даже щит не поставил, разорвали ему крупнокалиберные пули всё тело, только ошмётки летели.

За щитом, отделяющим нас от гостей вечера, кто-то завизжал, и я, опомнившись, прекратил жать на гашетку.

Подойдя к уже мертвому парню и посмотрев в его открытые, остекленевшие глаза и ничего не сказав при этом, я развернулся к нему спиной, нашел глазами Алису, вцепившуюся в руку Михаила, и направился к ним.

— Со мной всё хорошо, — успокоил я её.

Вечер был испорчен и всех нас выпроводили вон, разлетались вертолёты дворян. Улетали и мы.

Молчание в полёте угнетало. Хорошо хоть дети ничего не поняли, продолжали они играть на другом краю особняка, всё, пропустив, посмотрел я на Юлиану, скрутившуюся калачиком в своём кресле.

— Больше нас никуда не пригласят, — мучительно выдала улыбку Алиса.

— Ну… Всё пошло не совсем по плану, — шмыгнул я носом.

— Ты перешла все границы, Людмила, — с сожалением покачал головой князь Смирнов. — Мы терпели твоё поведение многие годы. Позволяли травить Семёна. Не вмешивались в воспитание твоих детей, отдав их тебе на откуп. Пошли на многие уступки и это твоя благодарность, девочка?

— Я Чернозубова! — Оскалилась Людмила, показав вопреки своим словам ряд белых, маленьких зубов, хоть и заострённых как у хищника. — Ты старый дурак уже достаточно пожил, мог бы, и уступить место, — выплюнула она свои слова с непередаваемым презрением.

— Вот значит как? — Спросил наследник фамилии Смирновых, сидящий рядом. Это был дядя Семёна, Иван. — Хотела удавить нас и на моё место поставить бесхребетного Андрея? Твоего мужа-тряпку? — Покачал он головой. — И из-за чего? Из-за наказания твоих поганых отпрысков, место которым на каторге? Признай, если бы не заступничество нашего рода они давно бы сидели в тюрьме для малолетних. Ведь так, Люда?

Повернув к нему голову, Людмила Ильинична лишь снисходительно усмехнулась.

— Моих сыновей никогда не осудят, Иван. Не те у нас времена. И не черни из полиции указывать мне, как воспитывать своих кровиночек. Пусть радуются, что мы позволяем им жить и служить нам, — с женской непосредственностью ответила она, хихикнув.

— Похоже, ты не воспринимаешь нас всерьёз? — Полностью отстранил отца от разговора наследник, оставив тому роль молчаливого свидетеля. — Слышала, может? Недавно Семён расстрелял одного из сыновей хана, Ильхама. Может мне последовать примеру племянника и, невзирая на последствия расстрелять тебя как собаку?

— Ха! — Хмыкнула она, показывая, что думает об этой угрозе. — Кишка тонка, наследничек.

— В чём-то ты права, — кивнул он. — Это будет слишком милосердно. За попытку убить главу и наследника своего рода, о чём ты вечно забываешь, называя себя Чернозубовой, наказание будет соответствующим. Смерть! — Вынес он приговор. — Но не тебе, — заметил он, после того как Людмила вся напряглась. — Твой сын, Пётр, даже после того как мы приставили к нему дядьку умудряется творить такое, от чего у нас волосы дыбом встают. Чуешь теперь, чем пахнет?