Николай Инодин - По горячему следу [СИ]

Лохматые псы исходили злобой прямо под наглой Машкой, а поднявшая переполох сука продолжала гавкать, стараясь держаться от неё подальше.

Прибежавшие сыновья кузнеца остановились рядом с Шишаговым, большими глазами рассматривая Маху. Грузный Дзеян подбежал последним, понял, что происходит, и громко расхохотался. Он ткнул Романа кулаком в бок и от восторга хлопнул себя ладонями по бёдрам.

" А ведь классный мужик, сработаемся", — понял Шишагов и тоже рассмеялся. Когда отец, продолжая ржать, тыкая пальцем то в сторону невозмутимо продолжавшей питаться Махи, то в бок её хозяина, объяснил детям, что происходит, развеселились и они.

Не ожидавшие такой реакции лохматые сторожа растерялись и накал их ярости пошёл на убыль, только сука продолжала брехать, по периметру обходя полянку. Кузнецы изловили псов, и Шишагов позвал Машку вниз. Наглая девка посигналила собравшимся голубыми глазищами и буквально стекла на землю. Потёрлась о ноги своего вожака и снизошла до ритуала знакомства с собаками. После представления кобелям Роман отпустил Машку, и она снова запрыгнула на закачавшийся под её тяжестью сук, к своей добыче. Армия поклонников пушистой красавицы увеличилась ещё на четырёх человек.

Успокоившиеся псы вернулись домой вместе с людьми, только самка собаки косилась назад, поднимая на холке шерсть и порыкивая.

Происшествие с Машкой как-то разрядило обстановку, и дальнейшее пребывание Ромы в семействе кузнецов перестало походить на встречу проверяющего из высокого штаба личным составом отдалённого гарнизончика. Судя по всему, возникшая у Шишагова симпатия оказалась взаимной, гости и хозяева общались уже без оглядки, не ожидая от другой стороны подвоха. Разошедшийся Роман постарался объяснить кузнецу, что при накачивании в печь воздуха мехами (он указал на домницу и потом стал изображать руками качание, имитируя звук выходящего из мехов воздуха),

из того же количества угля и руды железа получится больше. Оказывается, об этом кузнец знал, но людей для такой операции в хозяйстве не хватало. А леса и руды в окрестностях много, показывая размер запасов, кузнец широко развёл руки в стороны.

Тогда Роман послал Рудика за последним мешком. Достал из него трофейный шлем, взятый в последней стычке, и показал мастеру. Тот цокнул языком — хорошая работа, знаю. Показал на Роминого полоняника, и имя кузнеца назвал — Батрад. Акчей подтвердил. Дзеян перевернул шлем, и показал Роману клеймо.

"О как! Здравствуй, Змей Горыныч! И все три башки на месте. Только лап не видно". А Дзеян продолжил "рассказывать". Всё ли, правильно ли понял Шишагов, неизвестно. Оказалось, кузнец у сбродников очень хороший, но всего один. В смысле, хороший — один. И железа у них мало, руды изгои не нашли. С соседями же враждуют. Потому всё, что Батрад делает, куётся из трофейного или купленного у скандов сырья и достаётся воям, а на хозяйство металла не хватает, куют сбродники сами, кто во что горазд.

Роман забрал у Дзеяна шлем, напялил себе на голову. Показал — не нравится. Медленно обозначил боковой удар по острой высокой верхушке шлема, изобразил, как дёрнется от этого голова. Подозвал Акчея, надел шлем на него. Указал — сбоку нет защиты, и шея ничем не защищена. Вот здесь чужой клинок преграды не встретит, и здесь.

Снял шлем, продемонстрировал, что внутри он пустой, постучал рукояткой ножа по металлу, звякнуло. Рома изобразил симптомы сотрясения мозга — глаза в кучку, рвоту.

Дзеян заинтересовался — покажи, какой ты хочешь, если этот тебе не хорош?

Акчей, стараясь быть незаметным, передвинулся, встал так, чтобы видеть, что показывает Шишагов. Зря старался. Всё равно пришлось уходить. За всеми, к запасу приготовленной для последней печи глины. Роман размял комок и стал из него лепить детальки: две половины полусферы с наушником и выступами в нужных местах, небольшой верхний гребень, козырёк, нащёчники и назатыльник из трёх пластин. Шлем польского панцирного гусара, он видел такой в Минском краеведческом музее. Поражённый конструкцией гусарских "крыльев", он в своё время внимательно рассмотрел весь доспех, который, кроме крыльев, был сделан практично и очень грамотно. Возможно, и крылья были не просто украшением, но человеку конца двадцатого века их назначение было непонятно.

Дзеян с сомнением потряс головой, но по тому, как он начал теребить свой припаленный ус, было видно — загорелся. Кузнец ещё пытался найти причину, которая не даст ему взяться за эту работу — мол, железа мало, рабочих рук не хватает. Шишагов напомнил о неработающих печах и запасе руды и угля. Потом показал — за новый шлем даст три трофейных. А руки найдутся, они с Акчеем могут молотом бить, а Рудик может мехи качать. И кузнец сломался.