Д Штольц - Небожители Севера

За Юлианом последовал и весь прочий отряд. Наконец, они остановились около небольшого покосившегося каменного домика, такого же маленького и старого, как лачуга погибшей бабушки Удды, расположенной по соседству. Вокруг дома был разбит огородик, о котором явно забыли еще в сезон Самама, летом, — куча листвы, лопата и грабли лежали брошенными на присыпанной снегом земле, гния в сырости. Старую покосившуюся дверь кто-то недавно отремонтировал, видимо, перед самыми холодами. Но подлатал грубо, неумело, и в щели продолжали задувать стылые зимние ветра.

Это была самая настоящая лачуга без сеней, без второго яруса, с тонкими стенами, выложенными из плохонького камня — она и близко не стояла рядом с тем домом, который был у семьи в Малых Вардцах. Неудивительно, что желающих здесь поселиться, после того как жилище опустело со смертью вдовца, не было.

Погладив морду коня, Юлиан передал поводья спрыгнувшему наземь Кьенсу. Пацель деловито сполз с лошади и поправил сумку, а рядом с ним встала Мариэльд, и ее белоснежные волосы, заплетенные в две толстые косы и украшенные серебряными трубочками, легли на плечи по бокам, едва женщина скинула капюшон.

Юлиан постучал в лачугу.

— Ну что опять? — послышался знакомый ворчливый голос, и дверь отворилась.

Не сразу Юлиан узнал старшего брата. Малик сильно исхудал, его синие глаза впали, поблекли, а вокруг рта залегли глубокие морщины от тяжелой жизни. Одежда, мешковатая и огромная, буквально висела на тощем теле. Зато Малик сразу узнал младшего брата — он, широко распахнув глаза, открыл рот, тяжело задышал, как рыба на берегу. И тут же отступил назад на несколько шагов, хватаясь за дверь.

Юлиан понял, что Малик хотел запереться от него, но успел войти в проем и придержать носком сапога закрывающуюся худосочную дверь из тонкой доски.

— Ты! — пролепетал севшим голосом брат.

— Я. Где матушка, Малик? — быстро сказал Юлиан, заглядывая в лачугу через костлявое плечо брата. — Я пришел помочь.

Видя за спиной младшего брата вооруженный и странно одетый отряд, Малик не посмел противиться и отошел от двери. Рука Малика нервно гладила поредевшие сальные волосы.

Пригнув голову, Юлиан, Пацель и Мариэльд переступили порог с низкой дверью и зашли в лачугу.

В доме почти не было мебели. Очаг, обложенный камнями, горел посреди земляного пола маленькой и единственной комнатушки. Вокруг были раскиданы несколько лежанок. Маленький, кривой столик, два стула да колыбель — вот и все богатство.

Закричал ребенок — сын Шароши и Малика проснулся от стука и теперь орал, требуя внимания матери. Шароша, тоже исхудавшая, одетая в старое платье матушки Нанетты, заботливо укрывала кричащего младенца льняником. Она сначала не узнала младшего брата своего мужа и с удивлением смотрела на богато одетых господ из далеких земель. Ее тусклые голубые глаза уставились на диковинные шаровары, на высокие сапоги, на странные и украшенные какими-то чудными голубыми цветами накидки с прорезями для рук.

Наконец, и к ней пришло понимание. Шароша вскрикнула в истерике, резко выхватила с колыбели своего уже почти успокоившегося сына, прижала к груди. Ребенок заверещал еще громче, а Шароша отошла к стене и мутным взглядом уставилась опасливо на того, кого считала чудовищем. Уж не пожрет ли он ее сына? Уж не затем ли он пришел к ним?

Юлиан только устало покачал головой. А он-то спас ее от смерти во время нападения вурдалаков.

Часть комнаты занимали тонкие и гибкие прутья, из которых Шароша вместе с мужем плели различные предметы, а затем продавали или выменивали на что-нибудь другое.

Перед очагом на другой лежанке, приподнятой над землей настеленными под низ ветками и травой, уже сгнившей, лежала женщина, укрытая старым дырявым льняником. Матушка Нанетта, похоже, пребывала в бессознательном состоянии и ее лихорадило. В комнате стоял спертый воздух, а от женщины разило нечистотами.

Юлиан подскочил к матери, потрогал ее лицо: бледное, худое, но почему-то одутлое. Он одернул одеяло и увидел сбоку и внизу на бедрах и спине пролежни, которые пахли гнилью. Похоже, что женщина была лежачей уже долгое время.

— Малик, почему ты не обрабатывал тело матушки! — схватился за голову Юлиан, видя, что женщина при смерти и вот-вот готова отдать Ямесу душу.

— Я обрабатывал, пока были деньги на мази… — пробубнел с дрожью в голосе Малик, опасливо поглядывающий на вошедших женщину с белоснежными волосами и странного мужчину с желтыми глазами. — Но мне тяжело прокормить три рта.