Д Штольц - Яд и Меч

— Да дополудни еще, отец. — мальчишка пнул ногой ведро, где на дне колыхалось пойло из овощных шкурок.

— Хорошо, — рабовладелец направился к выходу. — Выбирайте, почтенные, любого. Фарей оттащит их в едальню. Оплата на выходе.

Вицеллий деловито прошел по узкой дорожке, меж досок, к правой половине комнаты, заглядывая в каждое отделение. С хлопающими глазами, скорее любопытными, чем боязливыми, Фийя последовала влево, весело рассматривая мычащие тела. Юлиан остался недвижим.

— Вот этого дай! — послышался скрипучий голос Вицеллия.

Пока Юлиан тучей заходил по комнате и размышлял о жестокости мира, Фийя, не обременяя головушку темными мыслями, уже игриво ткнула пальчиком в молодого мужчину без ноги и руки. Скорее всего, это был попавший под обвал работник ближайших рудников меди и олова. В конце концов, и граф указал на взрослого калеку без ног.

Фарей, долговязый и сутулый, с легкостью поднял сопротивляющиеся тела и отнес их в комнаты с деревянными скамейками. За сыном торгаша упорхнула счастливая и проголодавшаяся Фийя, а за ней шли Вицеллий и Юлиан.

На выходе из дома граф расплатился звонким серебром, и торгаш ласково попросил посоветовать его заведение друзьям. Обещал уступить в цене.

Уже на постоялом дворе, в комнатке на втором этаже, Юлиан в раздумьях улегся на кровать. Юг был жесток, но именно жестокость взрастила сильные и богатые королевства, с которыми Север тягаться был не в силах. Но выстроенная система требовала постоянного притока рабов. Поэтому Юг воевал всегда: с юронзиями и меж собой. Алчный взор Юга устремлялся и в сторону Севера, но Юлиан не понимал, отчего он медлит. Из-за Старейшин? Сомнительно. Южная экспансия представлялась отчетливой и неотвратимой, но пока королевства вдоль Черной Найги лишь мирно торговали.

— Как хорошо, тео… Здесь можно выбирать себе еду! — щебетала Фийя, выглаживая господина по плечам. — Юг и в правду чудесный, тео.

Юлиан остался безмолвен. Когда на Аль’Маринн опустилась ночь, и в звездном небе родилась сребристая луна, граф вышел из комнаты. Он, одевшись, покинул постоялый двор «Клинок хризомы» и растворился на прохладных улочках города. Тогда Фийя выползла из-под одеяла и проводила высокий силуэт взглядом сквозь окошко. Девушка печально вздохнула. Она знала, куда ушел Юлиан. Знала, что вернется он лишь поутру, когда рассвет обнажит речные берега людскому взору. Граф всегда уходил прочь, когда отряд останавливался недалеко от воды, всегда бросал Фийю одну, без тени сожаления. У реки Юлиана будет ждать Вериатель, которую айорка ненавидела всем сердцем.

В то время, как граф Лилле Адан вместе со спутниками направлялся по приглашению в Элегиар, Мертвую Рулкию вновь пересекала металлическая река. Через укрепленный Западный мост, минуя разрушенную дозорную деревню, переправлялось войско. Возглавлял его пышно разодетый отряд. Крайние всадники, на белоснежных конях, везли знамя: золотые меч и корону на алом, как кровь, полотне.

— Ваше Величество, — произнес пожилой военачальник с кустистыми бровями, под которыми прятались маленькие глаза. — Не обессудьте, но Вам надо вернуться в Глеофию.

— Вы предлагаете мне вернуться к гробу отца и рыдать, герцог?

— Нет, Ваше Величество. Однако, война — это роковое место, а Белый Ворон — грозный противник!

Военачальник опасливо посмотрел на семилетнего ребенка, тело и лицо которого прятались за пышной красно-золотой мантией. Мантия, казалось, поглотила щуплое и болезненное тельце, и из нее торчал лишь острый нос. В темных вихрах, причудливо извивающихся барашками, возлежала огромная корона, чересчур великая для еще маленькой головы. Чудо из золота, не иначе — только так можно было назвать этот символ власти из червонного золота, в котором каждый зубец являл собой маленький меч, крепящийся к ободу рукоятью, украшенной рубинами.

Из-под тяжелой и громоздкой мантии высунулась ручка, на которой пальцы, словно пленники, были от основания до ногтя обвиты кольцами. Рука поправила одеяние и нырнула обратно. Уже не раз герцог Круа, он же второй военачальник Глеофской Империи, замечал, что юный наследник короны, также, как и его старик-отец, страдал мерзлявостью и вечно кутал руки-ноги и голову.

Погода была на удивление дивной, безветренной и ласковой. Лишь при переходе через Мертвую Рулкию, при подъеме в горы, ненадолго похолодало, да так, что даже герцог Круа плотнее завернулся в свой бордовый плащ. Все вокруг: горные скалы, небольшие рощи, отроги, ущелья, — усеивали белоснежные цветы, и юный император Кристиан ехал и то и дело принюхивался. Его еще наивные глаза прикрывались в блаженстве, нос сопел от радости, а тощие плечики подергивались под тяжелой мантией. Как же отличалось это чудное место от каменного дворца, в котором словно надзиратели в тюрьме за Кристианом следовали вротзаглядывающие слуги!