Елена Звездная - Город драконов. Книга четвертая

Но я ошиблась, младший следователь вовсе не собирался говорить об Арнеле. И глядя мне в глаза, он произнёс:

— Мисс Ваерти, мне очень жаль, но второй Зверь это я.

И чашка выпала из моих рук… благо падать ей было недалеко, и она рухнула на стол, даже не расплескав находящегося в ней чая.

Несколько секунд я молчала, потрясённо и растерянно глядя на молодого полицейского, затем судорожно выговорила:

— Но ваша кожа не отреагировала на прикосновение к золоту.

Лорд Гордан отставил от себя чашку с блюдцем, и медленно стянул перчатки. Ожоги! Внушительные, ярко-алые на его бледной коже, пузырящиеся ожоги! Свой крик я удержала, лишь прижав ладонь ко рту, но ужас… ужас всё равно испытала в полной мере. — Мисс Ваерти, мне очень жаль, но второй Зверь это я.

— Вижу, я напугал вас, — медленно произнёс лорд Гордан.

До крика! Но я не стала говорить об этом.

Протянув руку, произнесла необходимое:

— Argentum sanitatem, — и напряжённо проследила за тем, как словно нехотя, с невероятной для этого заклинания неспешностью исчезают раны.

— Отсроченная реакция, — произнёс младший следователь. — Я с самого детства отставал во всём. В развитии, в росте, в весе, в здоровье. Я, пожалуй, был самым болезненным ребенком в Вестернадане, потому как любые лекарства действами лишь через время. Через весьма продолжительное время.

Я молчала всё то время, пока исчезали, заживляясь, страшные отметины, и лишь после этого подняла взгляд на лорда Гордана.

— Моя мать, — продолжил полицейский. — Никогда особо не жаловала меня в детстве. Мне всегда казалось, что причина в моей болезненности — в то время как другие мамаши гордились успехами своих карапузов, о моих «успехах» можно было бы лишь промолчать. Но потом появились вы, Анабель, и ваши слова о вивернах, произнесённые в кабинете лорда Давернетти потрясли меня страшным осознанием — моя мать не рожала меня. Благодарю.

Он быстро натянул перчатки, скрывая уже исцелённые ладони, сжал ладони перед собой, вновь посмотрел на меня и продолжил:

— Моя мать не могла иметь детей. Я считал себя виновным в этом, ведь именно мои роды, по легенде, вещаемой всем родственникам, прошли столь тяжело, что матушка утратила способность дарить жизнь. На деле же — мой отец обрюха… — и лорд Гордан осёкся.

Его переполняли эмоции, но как воспитанный джентльмен, он всё же не опустился до неприличных слов и выражений.

— Моей настоящей матерью была девушка, о чьей принадлежности к оборотням он не ведал. Она умерла, производя меня на свет. Некоторое время после, отец потратил на то, чтобы пробудить во мне сущность дракона, и в Вестернадан мои родители вернулись лишь после того, как мои глаза приняли отличительную для драконьего народа черту.

Светло-синие глаза лорда Гордана вдруг изменились, и зрачок и радужка приобрели округлую форму, и лишь затем вновь вертикально вытянулись. Я потрясённо молчала, в полнейшем ужасе взирая на дракона, который являлся таковым лишь наполовину.

— Моя «тринадцатая луна», видимо, началась, когда мне исполнилось девятнадцать, — продолжил полицейский. — Это был сложный период, я часто терял сознание, был вынужден покинуть академию правопорядка и пролежал в беспамятстве почти неделю, пока отец не нашёл меня, отправившегося по случаю наступления выздоровления на прогулку в горы. Сопоставив всё сказанное вами, я, теперь, понимаю, что это было. Тогда же я находился в нашем горном поместье почти безвылазно, родители не пригласили доктора ни разу… полагаю, вы догадываетесь, почему.

Я догадывалась — потому что врач мог обратить внимание, на некоторые «особенности», казалось бы, чистокровного дракона.

— Та ночь, — лицо лорда Гордана сделалось бледным, его голос стал хрипловатым, в нём словно затаилась странная, приглушённая угроза. — Я видел вас.

Я замерла.

— Видел вас и слышал слова, сказанные леди Энсан-Карио. И, как вы уже знаете, её убийцей был я.

У меня появилось непреодолимое желание закрыть уши, и лицо, и устранить отсюда, с места где она была более чем уязвима, мою миссис Макстон, и с ней заодно миссис Эньо, но лорд Гордан предугадал мои действия и произнёс:

— Клянусь своей кровью — я никогда не причиню вреда тем, кто сейчас находится под крышей вашего дома.

«Клянусь своей кровью» — фраза оборотней. И клятва оборотней. Но от этой клятвы веяло уверенностью, и я поверила, впрочем, был ли у меня выбор?

— Убийство Елизаветы Карио… — произнесла с трудом. — Вы помните его?