Сьюзен Пфеффер - Жизнь, какой мы ее знали [litres]

В этом году Мэтт привез миссис Несбитт на ужин, и, поев, мы просто сидели на веранде и распевали патриотические песни. Хортон тоже вопил. Трудно сказать, у кого из нас получалось кошмарнее.

Без сомнения, это худшее лето в моей жизни, а впереди еще два месяца.

6 июля

Электричества нет уже пять дней. Никто не произносит этого вслух, но все подозревают, что, возможно, его вообще больше не будет.

Днем было плюс тридцать шесть. Мама заставляет нас пить тонны воды.

Мэтт все рубит дрова, а я таскаю хворост из леса. Сложно представить, что нам когда-нибудь будет холодно.

Думаю, мое решение – это бранч, нечто посередине между завтраком и обедом. Утром иду плавать, а потом возвращаюсь и ем свою порцию. Таким образом мне не придется наблюдать, как Мэтт поглощает свой завтрак, и смотреть, как мама съедает половину обеденного пайка, испытывая чувство вины за то, что я ем больше.

7 июля

Только вернулась с купания, дали электричество. Его не было почти неделю, и мы все скакали от радости.

Мама всегда держит в стиралке белье-которое-нужно-постирать-срочно, так что она сразу же ее включила. Я схватилась за пылесос и начала с пола в гостиной. Мама завела посудомойку и включила кондиционер (сегодня, когда я проснулась, было почти тридцать четыре). Мэтт врубил старый телевизор с кроличьими ушками, но там был только сигнал специального радиооповещения, что бы это ни значило.

Спустя десять великолепных минут ток пропал. Все остановилось: и пылесос, и кондиционер, и стиралка, и посудомойка, и морозильник, который мог бы наморозить нам кубиков льда впервые за неделю.

Мы все стояли – просто стояли и ждали, что вся техника снова заработает. Мама гипнотизировала посудомойку, я не выпускала из рук пылесос.

Минут через пятнадцать я сдалась и убрала его обратно. Мама разгрузила посуду, сполоснула ее и поставила на место.

Со стиркой она повременила до раннего вечера. Потом мы с ней открыли машинку, перенесли мыльное и склизкое белье в ванну и чуть не до ночи полоскали и отжимали его, чтобы потом развесить сушиться на веревке.

Хотите верьте, хотите нет, через четверть часа после того, как мы все развесили, началась гроза. Я думала, мама разревется (мне лично очень хотелось), но она держалась, пока в дом не вернулся Мэтт. Он все время занимается дровами и, видимо, решил, что немного грома и бьющие то и дело молнии ему не помеха.

Мама совершенно вышла из себя. Наорала на него за то, что он остался в лесу во время грозы. Лицо у нее сделалось таким красным, что я уж испугалась, как бы ее не хватил удар. Мэтт вопил в ответ. Он, дескать, знает, что делает, каждая минута на счету, и, если бы, мол, была хоть какая-то опасность, он бы немедленно вернулся.

И тут снова дали электричество. Мы все выбежали наружу, поснимали белье и засунули его в сушильную машинку. Мама завела следующую стирку. Мы включили кондиционер, и Мэтт зашел в Интернет – узнать, нет ли там чего (оказалось, только недельной давности списки погибших и пропавших без вести).

На этот раз ток продержался сорок минут – достаточно, чтобы провернуть вторую стирку. Дождь прекратился, и мама развесила белье на веревке.

Ледяные кубики проморозились не до конца, но все равно лед у нас в стаканах – чистая роскошь. Дом немного остыл, а на улице уже не так парило.

Мама с Мэттом все еще не разговаривают. Хортон по-прежнему требует показать, где мы прячем Джонни.

Я не могу определиться, что хуже: когда совсем нет электричества или когда оно непредсказуемо.

Кто знает, не придется ли мне вскоре решать, что хуже: такая жизнь, как у нас сейчас, или совсем никакой жизни.

9 июля

На улице плюс тридцать девять. Тока нет с субботы, а у меня месячные. Я могла бы убить за шоколадное-с-шоколадной-крошкой-мороженое-трубочку.

10 июля

Вот вам занятный факт касательно конца света: если уж он начался, то не останавливается.

Проснулась утром и сразу почувствовала – что-то изменилось. Трудно объяснить. Было прохладнее (что хорошо), но небо окрасилось в странный серый оттенок, не такой, какой бывает при облачности или тумане. Словно кто-то распылил прозрачный серый краситель.

Я спустилась в кухню, откуда слышались голоса мамы и Мэтта. Мама вскипятила воду для чая, и, хотя я не люблю чай, он все равно дает мне иллюзию чего-то в желудке, так что я заварила себе чашку.

– Что происходит? – спросила я, потому что явно что-то происходило.

– Мы не хотели беспокоить тебя, – сказала мама.