Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

Весна была в разгаре. Сад снова зарос, как это бывало всегда – все то, что посадил ее отец, перло сплошной необузданной массой, совершенно не так, как он планировал. С осыпающейся стены соскользнула плеть вьюнка, рассыпав белые цветы по его могиле. Он бы, скорее всего, рассмеялся при виде этого и сказал бы, что время оставляет нас всех в дураках.

Рикке подумала о той девчонке, которой она была, когда Изерн взяла ее с собой в горы, чтобы доказать, что у нее есть Долгий Взгляд: глупой, дерганой и мягкой. Не знающей множества вещей. Ни стойкости, ни мозгов – но зато доброе сердце. Она прикоснулась кончиками пальцев к татуировкам на своем лице. Так много изменилось… Рикке не была уверена, действительно ли перемены были к лучшему.

– Твой отец любил это место. – В дверном проеме стоял Трясучка, сложив руки на груди.

– Больше всего на свете он любил сидеть здесь и смотреть, как все растет, – отозвалась Рикке.

– Да уж, заросло тут все знатно.

– Конечно, у него ведь никогда не хватало времени на прополку, со всеми этими войнами, в которые его втянули.

– Это так. Но теперь ты сделала своим садом весь Север. – Трясучка покачал головой, словно до сих пор не верил. – Думаю, он бы гордился тобой.

– Разве? После всего, что я сделала? «Черная Рикке», так меня теперь кличут.

– Славное имя.

– Имя, которое дают убийце, потому что хуже него нет человека на всем Севере.

– Это просто имя. Оно станет тем, чем ты его сделаешь.

– Ну, наверное… – Рикке поставила локти на колени и подперла ладонями подбородок. – Скажи, Трясучка, я ведь правильно поступила?

– Я бы сказал, что ты спрашиваешь не того человека.

– Я спрашиваю единственного человека, которому я доверяю.

– Потому что я сам столько раз поступал неправильно?

– Ну да, и теперь ты должен знать разницу, разве нет?

– Не уверен, что она есть, эта разница…

Он опустился на скамью возле нее.

– Это утешает – когда говоришь себе, что где-то в мире есть какая-то большая правда. Что где-нибудь в горах есть старый мудрый ублюдок, которого надо только отыскать, и он скажет тебе все ответы. И тогда у тебя больше не останется ни сомнений, ни сожалений.

Трясучка глянул вбок, и солнечный свет блеснул в его металлическом глазу.

– Но насколько я знаю, все совсем не так просто. Правильно, неправильно… все зависит от твоей позиции. Каждое твое решение для кого-то хорошо, для других плохо. А если ты вождь, ты не можешь делать только то, что хорошо для тебя и тех, кого ты любишь. Тебе приходится искать наилучший вариант для наибольшего количества людей. Или наихудший для наименьшего. Так пытался поступать твой отец, а у него не было волшебного глаза, который бы видел, чем все кончится.

Он раскинулся на скамье, вытянув одну ногу, и устремил взгляд в морскую даль. Ветерок шевелил седые волосы вокруг его морщинистого, обветренного лица.

– Сомнения и сожаления – это цена того, что ты отбрасываешь тень на земле. Единственные, у кого их нет, это мертвые. Если ты хочешь знать мое мнение, я бы сказал, что ты сделала лучшее, что могла сделать.

Рикке поглядела на отцовскую могилу и скривила лицо.

– Тогда почему же мне так больно?

– Я сказал, что ты сделала лучшее, что могла. Я не говорил, что не будет больно. Могу сказать только одно… – Он сдвинул брови, опустив взгляд к кольцу на своем мизинце. – Когда делаешь худшее, то чувствуешь себя не менее паршиво.

– Клянусь гребаными мертвыми, только не говорите мне, что вы сидите тут и предаетесь тоскливым воспоминаниям!

Изерн широкими шагами вошла в сад, громко чавкая заложенной за щеку чаггой. Рикке скрипнула зубами. Она уже начинала уставать от вечной правоты Изерн-и-Фейл.

– Сомнения и сожаления, Изерн. Это цена того, что ты отбрасываешь тень на земле.

– Это так, но у тебя нет на них времени. У тебя целый Север только и ждет, когда ты выведешь его из темноты к серебряному благословению луны! Ну-ка, скажи мне – что еще ты могла сделать?

– Ничего, – буркнула Рикке, еще глубже зарываясь в свои ладони и теребя кончиком пальца кольцо в носу, так, чтобы оно щелкало по губе. – Ровным счетом ничего.

Но это не мешало ей снова и снова возвращаться к случившемуся, в любой свободный момент с тех пор, как они покинули Адую. В том числе и прямо сейчас.

– Привезти его с собой сюда? – Звонкий голос Изерн сочился издевкой. – Накинуть на него поводок, как на щенка? И как бы ты стала держать в секрете короля Союза? Да он бы притягивал неприятности, как баранья задница притягивает к себе мух! И в этих неприятностях люди стали бы винить тебя, называть тебя себялюбивой сучкой, которая думает своей дыркой. Говорить, что так бывает всегда, когда людям хватает дурости поставить женщину командовать, – и они были бы правы. Себялюбие и глупость! Все, ради чего мы старались, превратилось бы в раскисшее дерьмо, словно пирог, угодивший под ливень. А так у нас есть мир. И не только для тебя – мир для всех!