Александр Михайлович Шкин
ЗЕРКАЛО ОТШЕЛЬНИКА.
Привет!! Нет, лучше приветствую вас, мои дорогие потомки. Или предки? Не знаю. Может просто люди? Нет, так слишком сухо. Граждане? Нет. Напишу, просто приветствую вас. Нет, не так. Я, представитель человечества, из глубины веков, приветст. Фу-у, как вычурно. Да и из каких веков?. Я же не собираюсь здесь оставаться. Не хочу чтобы тысячи лет спустя археологи нашли мои «нетленные» записи Ладно, все же первый вариант лучше и проще. А в принципе какая разница. Кто читать-то будет?. Как напишу, так напишу. И, так
Привет. Я, Николай Николаев, пишу эти строки обыкновенной шариковой ручкой, в которой когда-нибудь кончатся чернила, в обыкновенном блокноте, который у современного человека всегда, ну, или почти всегда, лежит в кармане. Если только, конечно он, не полностью доверился электронным носителям информации. А мой носитель информации, то есть мобильник, сдох. Аккумулятор сел, да и бесполезным оказался, как выяснилось. И в связи с этим был использован как простой булыжник, не специально конечно, случайно, запушенный в подобие курицы, пернатой, но не летающей твари, изобилующей в этих диких местах. Так что голод мне, нет нам, не грозит. Если сам, сами, конечно, не станем, тьфу, тьфу, тьфу, кому-нибудь обедом. Но, такого зверья, я пока здесь не встречал. Хотя с моим «пятницей» такого в ПРИНЦИПЕ быть не может.
Сначала я расскажу, как попал сюда, несколько дней назад. На эту благословенную и в то же время проклятую (это я от одиночества, людского) землю. А все началось, до банального просто. Или может, чертовски сложно и неправдоподобно. Или до обидного нелепо.
- Коль, давай иди, готово уже, остывает.
Я, беспричинно кряхтя, по привычке, доставшейся от отца, (двадцать шесть - не старость) поднялся с дивана и прошаркал, подволакивая ноги, тоже по привычке, на кухню. Жена румяная от плиты и своей пышности (она с недавних пор, как сказал сатирик, немного беременна), суетилась у стола, стуча тарелками и звякая ложками. Любит она это дело. Я имею в виду готовить и кормить. А как поставили штамп в паспорте, так и вовсе закармливает меня «насмерть». Мне, конечно, это ох как нравиться, но виду не показываю, держусь мужиком.
- Ну? - промычал я неопределенно, и чуть-чуть недовольно.
- Садись давай, нукаешь - обрезала жена и слегка подтолкнула к табурету.
Я подчинился беспрекословно, что с нее возьмешь, беременная же.
- Нас Ивановские и Лысенковские позвали завтра на шашлыки - выдала жена, накладывая умопомрачительно пахнущие котлетки. Я, захлебываясь выделившимся, в неимоверном количестве «желудочным соком» невольно им же и подавился.
- Ты же знаешь Люб, кх, я завтра не, кхх, могу, надо машину отремонтировать, неделю уже пешком хожу, как лох какой-то, кх-кх.
(Я не то, что не люблю шашлыки в хорошей шумной компании, я не люблю Ивановских и Лысенко. Это родственники моей жены. Один тесть, другой его брат, двоюродный. А то, что Люба называет их по фамилиям, так это, она прикалывается.)
- Хорошо - запросто согласилась жена - я перезвоню, скажу, что ты не можешь.
Я облегченно вздохнул, еще раз прокашлялся в кулак и принялся за котлеты с оплывающей маслом аппетитнейшей картошечкой.
- Кстати, папа пригнал твою машину сегодня из сервиса, сказал, что все в порядке.
- А? - я округлил глаза, с набитым под завязку ртом.
- Я забыла тебе сказать - засмеялась женушка - он еще во вторник ее забрал, я ему ключи дала, подумала, что ехать отдыхать вместе с родителями в одной машине будет тесно.
- У-у - промычал я грозно, так мне хотелось бы, но с набитым ртом это прозвучало жалобно.
- Ладно, ладно, не можешь так не можешь. Только папанька обидится.
Я обреченно опустил голову, прожевывая, ставшие такими постными котлетки, представив, как тесть топорщит редкие седые усы, и громко недовольно сопит - хорошо поедем (но только ради тебя) - выдавил я, с трудом проглотив, поперек ставшую пищу. Последние слова я произнес мысленно, потому и в скобках и мысленно же добавил слова из песни - все для тебя родная, рассветы и закаты, врачи и адвокаты. Пропал выходной.
Читать дальше