Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Свисток из Ориенпратиса, каменоломни на краю Маяка – вот причина, по которой мы здесь. Она заверила нас, что в Альбанусе работает еще один из ее товарищей. Он сбытчик, с которым работают городские воры, и посредник при проведении не очень легальных сделок. Но она рассказала нам только о том, что Свисток тут есть, но не о том, где его найти. Не потому, что она мне не доверяла, а потому, что не знала, кто работает в Альбанусе. Как и у Алой гвардии, у Свистков есть секреты, которые служат им средством защиты. Поэтому я смотрю в оба – и ищу.

На рынке Подпор бурлит жизнь. Скоро пойдет дождь, и все хотят закончить свои дела до того, как начнется ливень. Я перекидываю косу на левое плечо. Сигнал. Не глядя, я знаю, что мои гвардейцы разделились, двигаясь обычными парами. У них есть четкие приказы. Исследовать рынок. Найти потенциальные зацепки. Если получится – найти Свистка. У каждого из них есть сверток с безвредной контрабандой – стеклянными бусинами, батарейками, несвежим молотым кофе – и с их помощью они попытаются выменять или выкупить информацию о сбытчике.

«И я тоже».

Моя собственная сумка болтается у меня на бедре. Она тяжелая, но маленькая, скрытая расстегнутым подолом грубой хлопчатобумажной рубашки. В сумке – пули. Самые разные, разного калибра, судя по всему, ворованные. На самом деле, они были взяты из нашего собственного тайника в нашем новом убежище в Норте, шикарной пещере, скрытой в Великолесье. Но никто в городе не должен об этом знать.

Тристан, как всегда, держится рядом. Но здесь он более расслаблен. По нашим меркам в небольших городах и деревнях безопасно. Несмотря на то что Серебряные охранники патрулируют рынок, их мало и они равнодушно бродят округе. Им плевать, что Красные воруют друг у друга. Обычно они наказывают смелых, тех, кто осмеливается смотреть Серебряным в глаза или создает достаточно проблем, заставляя их поднимать задницы и вмешиваться в ситуацию.

– Я хочу есть, – говорю я, поворачиваясь к ларьку, где продают хлеб грубого помола. Цены астрономические по сравнению с теми, к которым мы привыкли в Озёрном краю. Но с другой стороны – в Норте нет условий для выращивания зерна. Почва здесь слишком камениста, чтобы делать большие успехи в сельском хозяйстве. Как этот человек зарабатывает на жизнь, продавая хлеб, который никто не может купить, – загадка. Или было бы загадкой для кого-то другого.

Пекарь, слишком худой по меркам своей профессии, окидывает нас беглым взглядом и отводит глаза. Мы не похожи на перспективных клиентов. Я звякаю монетами в кармане, чтобы привлечь его внимание.

Наконец он поднимает свои водянистые глаза. Они расширены от удивления. Он не ожидает слышать звона монет так далеко от городов.

– У меня есть только то, что вы видите.

Без воды. Он мне уже нравится.

– Вот эти две, – отвечаю я, указывая на лучшие буханки на его прилавке. Конечно, видали и лучше.

Тем не менее он поднимает брови. Он хватает хлеб, отработанным движением заворачивая буханки в старую бумагу. Когда я достаю медные монеты и расплачиваюсь, он удивляется еще сильнее. И я вижу, как вместе с этим усиливаются его подозрения.

– Я вас не знаю, – бормочет он. Он оглядывается. Вдалеке охранник ругает нескольких истощенных на вид детей.

– Мы торговцы, – говорит Тристан. Он наклоняется вперед, опираясь на шаткую раму прилавка, и задирает рукав, показывая что-то на своем запястье. Красная полоса, обвивающая руку, – как мы выяснили, знак Свистков. Это татуировка, причем фальшивая.

«Но пекарь-то этого не знает».

Взгляд мужчины задерживается на Тристане всего на мгновение, а потом он снова смотрит меня. Значит, он не так глуп, как кажется.

– А чем вы торгуете? – спрашивает он, протягивая мне одну из буханок. Вторую он держит в руках. И ждет.

– Тем и этим, – отвечаю я. А потом свищу, тихо, но безошибочно. Мелодия из двух нот, которой меня научила Свисток. Те, кто ничего не знает, ничего не поймут.

Пекарь не улыбается и не кивает. Его лицо совершенно непроницаемо.

– В темноте можно найти занятие и получше.

– Всегда нахожу.

– Идите вниз по Мельничной улице, сверните на повороте. Там будет повозка, – добавляет пекарь. – После захода солнца, но до полуночи.

Тристан кивает. Он знает, где это.

Я тоже опускаю голову в крошечном жесте благодарности. Пекарь не следует нашему примеру. Вместо этого он кладет вторую буханку обратно на прилавок. Одним движением он срывает с нее бумажную упаковку и, глумясь, откусывает от нее кусок. Крошки осыпаются в его скудную бороду. Каждая из них – послание. За свои деньги я получила кое-что намного ценнее хлеба.