Она смотрела на Эльгу, словно та должна была что-то ей объяснить.
– Ты довольна? – поздно вечером подошел к дочери отец.
Небо было высокое, васильковое, в красных кленовых завитках. Звезды притворялись ягодами облепихи.
– Да, пап. Это мое, – сказала Эльга.
– Значит, и я спокоен.
Отец подвесил фонарь у вынесенных во двор, уже опустевших столов и улыбнулся, словно извиняясь.
– Это же мама все волнуется, – сказала Эльга.
– Ну, мама…
Он поцеловал ее в лоб. От него пахло наливкой. Легкая небритость уколола кожу. Потом так и хотелось потереть.
Утром Эльга взялась за букеты. Два сделала Тойме, для сына и для мужа, тете Вейре набила памятку, бабке Тутоле – узор от боли в спине, Кузинекам – от зависти, самих себя, деду Пихте – букет, полный покоя, тете Амине – портрет мужа, кому-то – светлые годы детства, кому-то – веселье, кому-то – новостные шепотки.
Родителям оставила букет, с которого смотрела на них девочка Эльга Галкава, птичьеглазая, немного испуганная, упрямая.
– На память, – сказала она. – Смотрите почаще, я почувствую. И он умеет улыбаться.
Перед самым отъездом пришел кузнец Вовтур. Посмотрел на сборы, помог с упряжью Сарвиссиану, погладил лошадок.
Потом отвел Эльгу в сторонку.
– Эля, а мастер, что тебя увозила, она ничего мне не просила передать?
Он стоял, высокий, плечистый, пахнущий железом и огнем, и совсем по-мальчишески, смущенно чертил линии в траве носком огромного сапога.
– Нет, дядя Вовтур, – сказала Эльга. – Она будет в Гуммине зимой, если хотите, можете ее навестить.
– Да на что я ей? – вздохнул кузнец, запуская пальцы в короткие волосы на затылке. – Хотя зимой, конечно, свободного времени у меня больше. Да и в Гуммине, говорят, целый двор есть железных мастеров, которые чуть ли не цветы из заготовок напоказ плетут. Думаешь, стоит съездить и посмотреть?
– Она будет рада, – улыбнулась Эльга.
– Ну, если так…
– Постойте, дядя Вовтур!
Уже выходивший со двора кузнец развернулся.
– Чего, Эля?
– Сейчас!
Эльга вытянула сак из фургона, присела на чурбачок и в несколько торопливых движений набросала ивовый, одуванчиковый профиль Униссы Мару. Мастер смотрела насмешливо и удивленно, с вызовом и обещанием в уголках глаз, так, как и запомнил когда-то дядя Вовтур. Запомнил и полюбил.
– Вот.
Эльга вручила букет кузнецу. Тот долго разглядывал лиственный узор, складывающийся в дорогое ему лицо.
– Значит, зимой? – спросил он задумчиво.
– Зимой, – ответила Эльга.
– Это скоро.
– Три месяца. Почти четыре.
– Пролетят, – сказал дядя Вовтур.
– Я поехала.
– Легкой дороги.
Эльга поцеловала мать и сестру и забралась в фургон. Отец раскрыл ворота. Сарвиссиан стегнул лошадок, и двор с родными и дядей Вовтуром, покачиваясь, уплыл в прошлое, в лиственный букет, который когда-нибудь оживет под пальцами.
Фургон привычно покатил от местечка к местечку, пересекая невидимые границы наделов и вейларов, соревнуясь ходом с людьми и повозками. С него можно было спрыгнуть и, разминая ноги, пойти рядом.
На пятку, на носок, крутнуться, сдерживая счастливый смех. Нет, это не плясунья. Просто удивительно хорошо.
Направление взяли на юг с тем, чтобы обратно, по широкой дуге выбраться чуть ли не к столице Края, краснокаменному, многобашенному Стогону.
– В саму столицу нам соваться нечего, – сказал Сарвиссиан, постегивая лошадок, – больно там шумно, людно и дорого. Да и дальше, чем за вторую стену, боюсь, не пустят. А вот в торговые ряды съездим. Говорят, там целый холм лабазами застроили и Беспутное поле прилавками заставили. Уж чего, говорят, ни пожелаешь, то и найдешь.
Эльге было все равно.
Она прислушивалась к шелесту листьев. Леса и подлески были полны тревожного ожидания. Бегут, госпожа. Бегут, хозяйка, опасливо шептали они. Бегут! Хотелось прижать ладони к ушам, чтобы их не слышать.
Куда бегут?
Сюда! На юг! На север! На восход! Как можно дальше. Мастер смерти идет через Край к столице!
– Что?
Эльга заставила Сарвиссиана остановить фургон, тронув его за плечо.
– Что-то случилось? – спросил он, закрутив головой.
– Не знаю.
Девушка спустилась на землю и пошла в лес, притихший при ее приближении.
– Госпожа мастер, вы куда?
Эльга обернулась.
– Я скоро.
Тонкая веточка хрустнула под ногой.
Эльга миновала колючий малинник, разросшийся у дороги, мимоходом сорвала крупную ягоду, сунула в рот и нырнула под ольху, похожую на окривевшего, склонившегося стража в зеленом горжете. Неразборчивый лиственный шепоток следовал за ней по пятам, солнце прорывалось сквозь кроны и брызгало светом, но, казалось, не дарило тепло, а неприятно покалывало.
Читать дальше