Иван Булавин - Наёмник [СИ]

Нанимателями выступали короли, иногда герцоги и графы. В отдельных случаях, когда война затягивалась надолго, и наниматель уже не имел средств на оплату, он мог упросить Эда, чтобы тот повременил с выплатой. Тот мог, исходя из своих предпочтений, дальше платить солдатам из своего кармана, или же договориться с ними, чтобы воевали в долг с оплатой по окончании боевых действий (такое всегда срабатывало, поскольку слову Эда верили, а он солдат никогда не обманывал). В иных случаях можно было пообещать отдать солдатам захваченный город на разграбление, что бойцы особенно приветствовали, поскольку награбить можно было куда больше, чем заплатят, да и женщины в городе лишними не будут. В случае же, если солдатам просто переставали платить, волевым решением Эда или, если он в этот момент отсутствовал, совета капитанов, принималось решение о том, что наёмники более не связаны никаким договором и теперь существуют сами по себе. Этот последний вариант был настоящим бедствием для жителей той территории, где находился отряд в момент расторжения контракта. Обозлённые отсутствием денег солдаты восполняли убытки за счёт тех, кому не повезло оказаться рядом, а потом возвращались домой, на ту самую базу, куда однажды привезли меня. А путь их потом легко можно было отследить по череде пожарищ и кучам убитых крестьян.

Все эти подробности я узнал намного позже, а пока, вместе с ещё сотней новобранцев, стоял в строю, а перед нами прохаживался высокий крепкий старик, одетый в дорогой костюм с позолоченным стальным нагрудником. Старик этот всем своим видом внушал уважение, я был уверен, что, возникни у него такая надобность, он разделался бы с любым из нас в две секунды, используя длинный меч, что слуга носил за ним следом.

Мы стояли в четыре шеренги, по двадцать пять человек, а он медленно шёл вдоль строя, поочерёдно заглядывая нам в глаза. Что он надеялся там увидеть, осталось неясным, но, видимо, осмотр его не удовлетворил. Он повернулся к сопровождавшему его капитану, громко фыркнул, отчего длинные усы взметнулись едва ли не до самых бровей и начал медленно с расстановкой говорить:

— Капитан, — голос был хриплый, но сильный, такого поневоле послушаешь. — Какого чёрта вы притащили сюда это мясо? Посмотрите на них, да половина из них алебарду не поднимет, а вторая половина настолько тупа, что не запомнит ни одной команды. Они ведь левую сторону от правой не отличат. Где вы таких берёте?

Капитан немного смутился, но ответил:

— В городах, и по деревням, берём тех, кто пришёл, других всё равно нет. Среди них есть толковые. Сержант Мердок говорил, что даже грамотные есть. А сила появится, если их хорошо кормить и гонять на плацу. Через пару месяцев это будут солдаты.

— Да. Будут. — Сказал Эд, недоверчиво косясь на капитана. — А кто не станет хорошим солдатом, того я лично утоплю в выгребной яме. Запомните это!

Рявкнув напоследок, он резко развернулся и зашагал прочь так быстро, что слуга с мечом едва успевал за ним. А капитан скомандовал нам поворот направо. Точнее, он-то скомандовал, а вот в строю эту команду восприняли своеобразно. Как положено повернул только я один, а остальные долго чесались, соображая, что именно от них требуют. Даже те, кто отличал правую руку от левой, не сразу поняли, что нужно было именно повернуться туда. Через некоторое время, глядя на меня, а особенно на начинающего закипать капитана, остальные тоже повернули направо, неуклюже переступая ногами.

Капитан, сжавший рукоять меча так, что на руке побелели костяшки и уже готовый от ярости кого-нибудь зарубить, даже забыл, что дальше следовало отдать приказ двигаться. Сделав несколько вдохов, от таки отпустил меч, после чего велел мне выйти из строя. Сделать это оказалось не так просто, стоял я во второй шеренге, а потому требовалось сначала выйти тому, кто спереди. На похлопывание по плечу очередной деревенский увалень никак не отреагировал, потому пришлось дать ему пинка. Когда он выкатился из строя под дружный хохот остальных, я сделал несколько строевых шагов к капитану и замер перед ним по стойке «Смирно».

Оглядев меня, капитан хмыкнул, потом покривился, но ничего не сказал. Поставив меня перед строем, он начал отдавать строевые команды. Самые простые, вроде поворотов на месте. Когда я всё выполнил, он велел строю повторять, а тех, кто ошибался, например, не понимая, что я стою к ним лицом, а потому выполнять повороты следует зеркально, бил плашмя клинком протазана, длина которого позволяла ему достать до задней шеренги.