И чувствует Алешка, будто чем дальше он все это думает, тем легче ему становится. Одурь сонная сходит, руки-ноги силой молодой наливаются, даже то место, что седлом отбил, болеть перестало. Нет, нельзя такого случая упускать. Вдругорядь ведь и не представится. Глянул опасливо на стол - не исчезла ли, книга-то? Нет, вон она, желанная. И прутик дурной. Никому не нужный. С книгой - о-го-го, а с ним...
- Ну так что же, Алешенька, - голос волшебный льется, - чай, решил чего?
- Так чего решать-то, - буркнул, попытался встать и - встал. - Беру, чего уж там.
И зашагал к столу, к правой стороне, к книге Кедроновой.
- Вот и славно, Алешенька... И позабудь про прочих, для тебя это, тебе только ...
Ну а для кого ж еще? - пожал плечами. - Вестимо, не для соседа.
Протянул руку, взял.
Будто дрожь пробежала по терему. Еле на ногах устоял. Темно стало. Ничего не видать, ни в горнице, ни за окном. Прислушался с опаской, - тихо. Ни шагов, ни движения какого, вообще - тихо. Давай-ка, брат Алешка, заберем свое, и ходу отсюда. Хватит с нас гостеприимства колдовского.
Тут только и почувствовал, что в правой руке - пусто. А в левой - зажато что-то. И это что-то - вовсе даже и не книга. Даже обмер от удивления. Не может быть!.. Он ведь... Ну-ка, давай вспоминать... Вот он с кровати поднимается, вот к столу идет, за книгой, вот уже и руку правую тянет...
Тебе только ...
Даже и понять не успел сказанного, опустилась рука правая, вытянулась левая - да и подняла прутик.
Поплелся Алешка обратно к кровати, свалился, уставился в потолок, так и пролежал до рассвета. Вот ведь окаянство какое приключилось. Слова-то отца-матушки, видать, крепко в сердце с детства запали, что негоже так, тебе только , оттого и опустилась рука правая. Чего уж теперь... Видать, иная судьба у тебя, Алешенька, не по богатству жить, по сердцу. Не знал ты того, теперь знаешь. А коли знаешь, так и пенять нечего. Сам прутик выбрал.
Совсем рассвело, когда подниматься решил. Сел на лавке своей, да вдруг и задумался. Предстали ведь ему в видении сундуки открытые, со златом-серебром. Ну-ка, пойти проверить, может, в поруб ход какой имеется? В конце концов, чего богатству без дела лежать. Много, конечно, не унести, горстей пяток... или даже с десяток.
Подумал так, повеселел, только привскочил, как тут же и обратно бухнулся. Пришли ему на ум вдруг слова старичка про силу неведомую, да про то, что прутик раздобыть, ох, как непросто будет. Не сказывали люди ему, отчего непросто, а Алешка, кажется, сам смекнул. Не принесет счастья богатство незаработанное, шальное. Упадет с неба, ан в руках все одно не удержать, уйдет водой сквозь пальцы, не заметишь как. Может, ежели был здесь кто до него, как раз богатством и соблазнились?.. Не по совести жить захотели, вот и сгубила их жадность к злату-серебру ли, к власти ли безмерной, к красоте ли девичьей...
Вот оно как оборачивается, Алешенька. Счастье твое, что не позабыл слов родительских, что не глаз своих послушался, не увещаний ласковых - сердца своего, в самой глубине которого и сохранил завет отца-матери. Ну, и старичку, конечно, тоже поклон земной, напомнил...
И сразу как-то Алешке веселей стало, будто гора какая с плеч свалилась. Да пропади ты пропадом богатство Кедроново. Не за ним сюда пришел. А за чем пришел, то - вот оно, на лавочке лежит.
Прицепил меч к поясу, щит за спину закинул, суму - через плечо, седло со сбруей забрал, прутик добытый прихватил и вон из терема направился. Хотел было, по привычке, прутиком себя по ноге стегануть, ан спохватился. Он ведь, чай, тоже животина двуногая. Хлобыстнешь себя по ноге, глядь - она и отвалилась. Или еще чего. Старичок, правда, говорил, что по спине хлестать надобно, только ведь нога, она, по сути, продолжение спины. Ну, не совсем спины, а ее окончания, ан это все равно. В суму сунул, до поры до времени.
Дверь распахнул, на крылечко вышел, а конь его - тут как тут. Стоит, дожидается. Осмотрел ему спину Алешка, - не натер ли своим вчерашним вверх-вниз, - оседлал, проверил несколько раз, хорошо ли все прилажено, совсем было собрался в седло прыгнуть, потом погодить решил. Потрепал сначала холку конскую, да и говорит, прямо в ухо:
- Ты, брат, вот что давай. Ты особо-то не торопись. Мы и не торопясь успеем. Наше от нас никуда не денется. Ты полегонечку. Где скоком, а где и шагом. Ибо ежели ты меня как давеча повезешь, из меня не ратник будет, а... вот...
Забрался в седло, глянул окрест орлом, - как же и смотреть, коли кругом горы, - ну, коню говорит, вези меня теперь к зверю. Только ты не прямо к нему, а где-нибудь не доезжая версты. Или лучше трех. Осмотреться, может, западню какую устроить.
Читать дальше