Даль Адамант - Возврат времени

Быть здесь и сейчас, созерцать все это собственными глазами — неповторимо. И все же для меня это было лишь каплей в море. Я несомненно был в восторге от лучшей хронологии событий в моей жизни. Но все это ничто, если бы за моей спиной не было ее.

— Джон, это не выносимо! — вопила Патрисия на родильном столе. Ее крики, как с острыми зубьями пила, рассекала мое сердце на части. Она крепко сжимала мою руку и от сильной боли вцепилась за мое предплечье своими, казалось бы миниатюрными слабенькими ручонками так, что мне даже трудно было представить какую муку она сейчас испытывает.

— Не уходи… Слышишь? Прошу тебя, только не уходи, — шептала она.

Со слезами на глазах она смотрела на меня, словно моля о помощи.

— Я с тобой милая. Все будет хорошо. Ты сможешь, только потерпи.

Вдруг, стал слышен плач новорожденного. Я обернулся и увидел медсестру с маленьким, хрупким ребенком на руках.

— У вас мальчик, — сказала сестра улыбаясь.

Я хотел подойти и взглянуть на малыша, но неожиданно почувствовал, что Патрисия больше не сжимает мне руку и не стонет от боли. Взглянув на нее, я ожидал увидеть изнуренную, уставшую, но полную счастья и облегчения мать моего сына. Без признаков жизни она лежала на родильном столе и не дышала. Врачи начали суетиться вокруг Патрисии, попросили покинуть палату и стали выталкивать меня из нее.

— Патрисия! Что с ней!?

— Сейчас вы должны покинуть палату.

— Объясните мне что происходит! Почему все молчат? Я хочу знать, что с ней!

— Сэр, пожалуйста, успокойтесь, возьмите себя в руки.

— Патрисия, очнись… Очнись! Очнись милая!

— Вставай… Вставай Джон, — тихо проговаривала Патрисия, пока я резко не дернулся от такого бредового кошмара.

— Ты что-то бормотал во сне, меня звал. Что же там снилось моему голубчику? А? — спросила она с загадочной улыбкой.

Пока она гладила меня по утренней растрепанной шевелюре на голове, я играючи повалил ее на кровать и начал щекотать. Она смеялась и немного сопротивлялась от моих шаловливых рук.

— Ну Джон… Хватит. Ай! Ха-ха-ха! Ну, перестань.

— Ну уж нет, ты уже никуда не денешься.

— Прекрати, Джон… Ха-ха! Я, я больше не могу, уже живот болит.

Я перестал щекотать Патрисию и положил ладонь на ее животик.

— Наш малыш, — прошептала она, прикоснувшись к моей руке.

— Как назовем нашего ребенка? — спросил я ее так же шепотом.

— Если будет мальчик, назовем его Джон, в честь папы.

Она смотрела на свой животик и держалась за мою грубую мозолистую руку, вечно немного пахнущую морской рыбой. Такой счастливой по утрам я ее еще никогда не видел. Она вся сияла от счастья, хотя и старалась не показывать этого так открыто. По ее лицу было заметно, как ее переполняют материнские чувства.

— Я приготовила твои любимые оладьи на завтрак, — вновь прошептала она.

— Оладьи?

— Да. Ты же любишь оладьи?

— Люблю ли их я? Обожаю! — воскликнул я, встав с кровати.

— Тогда жду тебя на кухне, и поторопись, пока они не остыли.

Я оделся, заправил кровать и спустился вниз. Умывшись и расчесав свою взъерошенную прическу, я привел свой внешний вид в порядок и зашел на кухню. На столе стояла большая утварь с моими обещанными оладьями и две тарелки по обе стороны маленького столика, а рядом вилка и еще горячий кофе в небольшой белой чашечке.

— Кушай любимый, — ласково сказала Патрисия и, достав сливки из холодильника, села за стол.

— Ты сегодня снова уходишь в море? — спросила она опечаленно.

— Угу, — промычал я с набитым ртом.

Прожевав свою первую плюшку и запив ее кофе, ответил ей внятным языком.

— Как я уже говорил, сегодня мое крайнее плавание.

Лицо Патрисии сразу поменялось. Я увидел ее счастливый взгляд и взаимно улыбнулся ее очаровательной улыбке.

— Но не обольщайся Патрисия, без работы мне сидеть не придется. Найду себе что-нибудь по душе и поближе к дому, со стабильным графиком. Все-таки я неплохой автомеханик.

— Знаю. Ты никогда не сможешь спать спокойно, если останешься без заработка. Мне тебя не переубедить.

Патрисия давно смирилась с моей настойчивостью, упрямством и принципиальностью. Я понимал, она хотела, чтобы ее любимый чаще появлялся дома и больше времени проводил с ней, а нашим общим капиталом занималась только сама Патрисия. Первое время так и было. Какой-то период я не имел ни работы, ни денег, ничего. Ее это вполне устраивало. Она кормила меня, покупала мне одежду, ходили в театр за ее счет, но все это время я чувствовал себя альфонсом. Себя утешал лишь тем, что в скором времени я начну зарабатывать и сам себя содержать, а не быть безработным нахлебником. Но до моей первой зарплаты я терпел и переступал через себя не раз, а с первым авансом, который я выпросил у капитана корабля, подарил ей роскошный букет цветов и два билета в театр. Пусть хоть и этот капитан был ей отцом.