Дмитрий Кутейников - Драконослов

— Вот! Ты не только мыслишь другим путём, ты ещё и умеешь объяснить этот другой путь! Такие знания обязательно будут полезны!

Вильгельмина рассказала, что, по мнению историков, раньше, до того, как сформировался нынешний календарь, дварфы отмечали только два праздника — весеннее и осеннее равноденствие, определяя их по светилам (и нет, они не живут всё время в пещерах — есть поверхностные комплексы в закрытых горных долинах, куда не смогут пробиться враги), и они — суть пережитки прошлого, когда полудикие предки дварфов верили в духов природы. Сейчас уже никто в них не верит, но сила обычая велика, и праздники всё равно отмечают: весной надлежит поутру окунуться в текущую воду — засвидетельствовать, что солнце действительно растопило льды, а осенью — просто разжечь вечером большой костёр и вкусно покушать: засвидетельствовать, что холода наступили, но урожай собран и еда на зиму есть. Собственно, если бы не этот обычай — она бы меня и не нашла, дварфы очень не любят хоть сколько-то большие водоёмы (из-за тяжёлых костей у них очень отрицательная плавучесть и плавать они не могут), зато в бане парятся каждую десятидневку обязательно и с удовольствием, а моются вообще ежевечерне.

Глядя в пламя костра, я рассказывал Вильгельмине про земные обычаи, про Масленицу и Великий пост, про праздники урожая в разных культурах, про переход языческих праздников и обычаев в христианскую традицию и, раз уж зашла речь, про религию вообще. Немного поколебавшись, она сказала, что у дварфов тоже есть определённые взгляды , но чужакам о них рассказывать не принято. Настаивать я не стал, сославшись на прогрессирующую веротерпимость моего мира — мол, лишь бы с другими не ссорились, а так пусть верят, во что хотят.

Путь до Эдельштайнбергшлосс — «Крепость Гора Самоцветов», я всё-таки осилил перевод — мне не особо запомнился: увесистый рюкзак и непрерывный, хоть и пологий подъём как-то отбивают желание любоваться видами уже через час-другой ходьбы, тем более, что лес мало отличался от привычной мне средней полосы, особенно, если не приглядываться. К тому же свежеулучшенная память всё ещё требовала определённых сознательных усилий, так что приходилось ежевечерне тратить полчаса-час на разбор и сортировку воспоминаний — что-то отправлялось в «долгий ящик» как малоактуальное, а что-то помечалось тегами, снабжалось ссылками прямыми и обратными, и отправлялось в мою личную «вики».

Судя по движению местного солнца, мы находились градусов на десять-пятнадцать севернее экватора, и шли практически ровно на восток, параллельно видневшейся к северу здоровенной горной гряде, сначала по поросшим лиственным лесом предгорьям (видимо, домик Вильгельмины находился довольно высоко в горах или этот мир чуть прохладнее), затем — по почти голым, если не считать колючих кустарников, отрогам гор, и через три дня, поднявшись минимум на километр, а то и на все два, вышли к ничем не выделяющейся среди соседних лужайке. Вильгельмина уверенно подошла к одному из крупных валунов, прикрыв его собой от моего взгляда быстро сделала сложное движение рукой — видимо нарисовала руну-пароль — и рядом с валуном открылся проход…. однозначно дварфийский: полтора на полтора метра. Она махнула мне рукой, явно привычно пригнулась и, ностальгически вздохнув, двинулась вперёд. Мне вспомнился пратчеттовский капрал Моркоу и его письма родителям…

Едва мы прошли — за неимением более подходящего термина — шагов двадцать, с лёгким гулом проход за нашими спинами закрылся. В образовавшейся кромешной тьме Вильгельмина продолжила уверенно шагать, а я вспомнил про способность дварфов видеть в темноте… и ориентироваться в толще скал.

— Погоди! — Негромко позвал я Вильгельмину. — Я ничего не вижу!

Судя по глухому удару и шипению, мои слова удивили её даже сильнее, чем до того разница в реакции и «дырявая» память.

— Как ничего не видишь? — Изумлению её не было пределов.

— Совсем ничего. Мне тут темно. Можно сделать какой-нибудь свет? Как домашний фонарик? Хотя бы один?

— Что, совсем-совсем ничего? — Продолжала допытываться Вильгельмина.

— Совсем-совсем ничего. Если хочешь, давай подождём ещё минут десять — глаза совсем привыкнут, может, что и разгляжу. — Со стороны её голоса долетел слабый порыв воздуха — видимо, она помахала рукой, проверяя мои слова.

— Удивительно! Вот теперь я действительно верю, что ты из другого мира. Есть разные народы, но в полной темноте видят все. — Она сказала что-то ещё, но очень тихо, я не расслышал, что именно, и щелчком пальцев зажгла маленький огонёк. Сразу стало веселее. Проход был всё такой же серый, низкий и широкий, прямой, как стрела.