Марк Лоуренс - Ошимское колесо

От суккуба я сбежал скорее благодаря удаче, чем проницательности. В любом случае, чтобы позволить суккубу заманить себя, проницательность надо засунуть довольно глубоко. Да, она первая во всех мёртвых землях выглядела живой – и более того, она была мечтой во плоти, созданной обещать всё, что мужчина только может пожелать. Лиза де Вир. Грязный трюк. И всё равно, не сказал бы, что меня не предупреждали – так что, когда она потянула меня в свои объятья, и её улыбка стала пастью, полной клыков, шире ухмылки гиены, я удивился всего лишь частично.

Каким-то образом я вывернулся, потеряв в процессе свою рубашку, но демоница набросилась на меня так быстро, что я не заметил, как тонки́ там границы – очень, очень тонкие. Ключ разорвал их для меня, и я выпрыгнул в прореху. Я не знал, что меня ждало – уж точно ничего хорошего, но наверняка у этого "ничего хорошего" зубов меньше, чем у моей новой подруги.

Снорри говорил мне, что границы тоньше там, где умирает много людей. Войны, чума, массовые казни… везде, где громадное количество душ отделяется от тел и должно попасть в мёртвые земли. Так что несколько удивительно было оказаться в пустыне, где никто не умирал, кроме меня.

Каждая часть мира связана с определённой частью мёртвых земель – и где бы ни случилась катастрофа, барьеры между двумя мирами истончаются. Говорят, в День Тысячи Солнц умерло так много людей одновременно в таком огромном количестве мест, что граница между жизнью и смертью порвалась, и так до конца и не восстановилась. С тех пор некроманты используют эту слабость.

– Вон! – Голос кочевника привёл меня в себя, и я обнаружил, что мы добрались до вершины дюны. Проследив за его клинком, я увидел внизу, в долине, между нашим гребнем и следующим, первую дюжину верблюдов, которые, как я надеялся, были частью большого каравана.

– Слава Аллаху! – Я широко улыбнулся язычнику. В конце концов, в чужой монастырь…

Прежде чем мы добрались до каравана, к нам съехались другие ха'тари – все в чёрной одежде, и один вёл убежавшего верблюда. Мой пленитель, или спаситель, взобрался на животное, как только его товарищ бросил ему поводья. Мне же пришлось спускаться с дюны, скользя на ногах.

К тому времени, как мы добрались до каравана, он весь показался в поле зрения – по меньшей мере сотня верблюдов, большинство гружёные товарами: вокруг горбов поднимались высоко сложенные тюки, обёрнутые тканью, а с каждого бока свисало по два больших кувшина для хранения, конические основания которых доставали почти до песка. Около пары десятков верблюдов везли всадников, одетых в разнообразные белые, бледно-голубые или тёмные клетчатые одежды. Ещё дюжина язычников шла пешком – эти были закутаны в кучи чёрной ткани и, вероятно, изнывали от жары. Позади волочилась горстка тощих овец – необычная расточительность, с учётом того, сколько, должно быть, стоило их здесь поить.

Я стоял, поджариваясь под солнцем, пока два ха'тари направились навстречу трём всадникам, отъехавшим от каравана. Ещё один обезоружил меня, забрав и нож и меч. Спустя пару минут жестикуляций и смертельных угроз (или разумной дискуссии – на пустынном языке сложно отличить одно от другого) все пятеро вернулись. Человек в белой робе посередине, клетчатые робы по бокам от него, и ха'тари на флангах.

Лица троих новоприбывших были открытые, сильно загоревшие, крючконосые, с глазами, словно чёрные камни. Я решил, что они родственники – возможно, отец и его сыновья.

– Тахнун сказал, что ты демон, и тебя следует убить традиционным способом, чтобы избежать катастрофы. – Говорил отец с суровыми тонкими губами под короткой белой бородой.

– Принц Ялан Кендет из Красной Марки, к вашим услугам! – Я поклонился в пояс. Учтивость ничего не стоит, и потому она идеальный подарок, когда человек беден, как я. – И на самом деле я ваш ангел-спаситель. Вам лучше взять меня с собой. – Я попробовал вызвать его симпатию своей улыбкой. В последнее время она не очень-то срабатывала, но это всё, что у меня оставалось.

– Принц? – Мужчина улыбнулся в ответ. – Изумительно. – Каким-то образом один изгиб губ преобразил его. Чёрные камушки глаз заблестели и стали почти дружелюбными. Даже парни по бокам от него перестали хмуриться. – Пойдём, пообедаешь с нами! – Он хлопнул в ладоши и рявкнул что-то старшему сыну. Его голос был таким злобным, что мне показалось, будто он приказал ему выпотрошить себя. Сын умчался со всей возможной скоростью. – Я шейх Малик аль Хамид. Мои мальчики – Джамин, – он кивнул на сына возле себя. – И Махуд. – Он указал на удалявшегося мужчину.