— Не надо трогать Мордвин, он — совершенен. Дело во мне. Это признают все, кроме тебя, даже дети. Даже моя плоть и кровь, — монотонно проговорила она, но во взгляде был целый океан закипающей энергии, — Я носила её с целью дать жизнь, это всё, что было действительно важно. Чувства давались с трудом после смерти, но я заставляла себя её любить, ведь не любить своего ребёнка ужасно, — в её голосе не было ничего человечного, лишь логика и непонимание, — Я разговаривала с ней, убеждала, что мир прекрасен, забиралась под своды концертных залов, чтобы она слышала музыку. Я защищала её, — она запнулась, — А теперь она меня ненавидит.
— Она не ненавидит тебя, просто боится немного… если б ты дала себя узнать…
— Эндрю меня знает. И я ему больше не нужна. — она подняла чёрный взгляд на мужа, смотря сквозь огонь на него, — Всё закончилось: Некромант повержен, война завершилась, кризис магии преодолён. Нет больше врага у Суверена, и день за днём Сакраль приходит к старой теме: а ведь Герцогиня — Квинтэссенция, она — изгой, она не нужна, держитесь от неё подальше.
Это было провокационной репликой, которая должна была вызвать череду оправданий, сводящихся к ненужным сотрясениям воздуха. Винсент снова потерял дар речи, ведь понимал, что одно неверное слово и Алиса исчезнет — так она делала, когда хотела защититься, отталкивая всех, даже его. На деле же она боялась, ей было страшно кого-то впустить, а он узнавал в ней ту Алису, что сидела в своём сне у зеркала и вырезала фигурки без лиц, которых не помнила. Это не была «другая Алиса», это не была Квин, это была его единственная и любимая женщина, которая просто очень сильно запуталась, забыв человечность. Это была грустная и одинокая стихия, которая очень хотела быть нужной, но не знала, как жить с людьми, не разя всех насмерть током. Винсент почувствовал грусть и жажду закрыть свою любимую от всего мира, давая всю свою любовь, позволяя взглянуть на всё своими глазами:
— Ты можешь уйти, — сказал он грустной улыбкой, — Люди забывают и вспоминают вновь, что ты — Квинтэссенция, но этого не забываю я, ведь мне это в тебе нравится, я люблю тебя такой. В мире слишком мало людей, которые понимают, как ты необходима для магии, но лишь я знаю, что ты бесценна, и если ты захочешь уйти, то я пойду с тобой.
— Дети…
— Мы возьмём их с собой. Но куда мы пойдём? Это наш с тобой дом, он только наш, все остальные здесь — наши гости. Можем выгнать всех и останемся вчетвером. Закроем замок, будем жить лишь в нашем крыле, нам хватит одного этажа на всех. Нам хватит и одной комнаты… только я навсегда останусь Хранителем.
— Я стараюсь быть частью всего этого, — она прикрыла глаза на пару секунд, а лицо исказилось от муки, — Мир не принимает меня. Я будто всё ещё под толщей льда, смотрю на всю через него, но всё проходит мимо. То и дело сомневаюсь: сплю я, брежу или всё реально, только разобрать в куче образов что настоящее — просто убийственно сложно.
— Ты верь в нас — этого хватит. — он поднырнул под канделябрами и оказался с Алисой рядом, — Ты не впускаешь меня, Лис. Знаю, что тебе больно, и хочу помочь, но как я это сделаю, если ты не позволяешь? Не веришь мне больше?
— Только тебе и верю…
— А в меня веришь? Как раньше…
— Ты — единственная моя религия, — сказала она и сконфузилась от внутренних мук, — Всё ради тебя, так всегда было. Я всегда знала наперёд, куда ступать, куда вести людей. Могла идти с закрытыми глазами, на ощупь, в темноте, — говорила она шёпотом, но на каждое её слово свечи реагировали мерцанием, огонь трепетал от её тихого голоса с придыханием, — Мне не нужны были глаза, чтобы видеть пути, не нужны были ноги, я просто знала куда идти и как. Теперь не знаю. Я разучилась, заблудилась.
— Тогда… — он медленно коснулся её волос, сделал шаг ближе и с трепетом прижал её голову к своей груди, — Я возьму тебя на руки и понесу сам. Не отталкивай меня. Мне становится жутко страшно, искорка, одиноко, больно.
— Но со мной тебе тоже больно. Я вижу.
— Мне больно, когда ты не позволяешь быть частью твоей жизни. Ты боишься того, что можешь сделать с людьми, но забываешь, что мы с тобой и наши дети — не совсем обычные люди. Мы сильнее и слабее одновременно. Мы зависим от тебя, ты очень нам нужна, а твой ток… лично мне он не страшен.
Он почувствовал, что Алиса напряглась. Её глаза были открыты, а дышала она равномерно, но осторожно, что значило какую-то недоговорку.
— А что, если дело не только в токе? Вдруг под толщей льда… не только я и ток?
Читать дальше