Элли Блэйк: Ледяная Кровь

— Вы брат Тисл? — спросила я старика, который тяжело шагал к карете и шоферу, ожидавшему в тени здания напротив.

— Это я, девочка. А как тебя зовут?

— Руби, — ответил я. — Руби Отрэра.

— Руби, — повторил он, улыбаясь. — Как уместно.

Я забыла, о том как гремят кости от езды в карете. Аркус сидела рядом со мной, а напротив нас сидел Брат Тисл. Когда карета в очередной раз подпрыгнула от плохой дороги, удалявшей нас от города, я забилась в самый дальний угол, подальше от Аркуса и его ледяной кожи. Несмотря на то что я закуталась в одеяло, мои суставы болели от холода, и волны холодного воздуха, исходящего от него, лишь усиливая боль.

Аркус раздраженно вздохнул. — Я не знал, что люди Огненной Крови настолько восприимчивы к холоду.

Я посмотрела на него. Мой дар помогал мне держаться в живых, пока другие заключенные кашляли до смерти или замерзали ночью. Но за месяцы, проведенные в тюрьме, мой внутренний огонь уменьшился до того, что мне было все время холодно, даже если я все еще ощущала прикосновения Аркуса. Я сомневалась, что он поймет мою боль, а объяснять не хотела. Спустя пару часов стоны, которые я не могла сдержать, раздражали его до такой степени, что он согласился на короткий отдых.

Мы остановились на пустынном участке дороги. Кучер вышел потянуть ноги, пока два Ледокровных поплелись прочь, поговорить под большим деревом, чьи скелетные ветви освещал яркий полумесяц.

— Она слаба, — сказал Аркус шепотом. — Я сомневаюсь, что она даже сможет, переживет дорогу.

— В самом деле, — равнодушно сказал Брат Тисл. — Но она выжила в тюрьме. У нее сильный дар. И возможно есть ещё и другие таланты, о которых мы не знаем.

— Отличный слух, например, — предложила я, заставляя монаха вздрогнуть. Мы были не настолько далеки от того, чтобы вернуться в тюрьму. Я не могла позволить им увидеть меня слабой.

Старый монах поклонился, его голос звучал с досадой. — Приношу свои извинения, мисс Отрэра.

Мои щеки, казалось, трескались, как сухая кожа, и я поняла, что улыбаюсь его смущению. Это было первый раз, когда я улыбалась за долгое время, я почти забыла какого это.

Аркус повернулся ко мне, лунный свет отражался от застёжки его плаща. Что-то в ярком силуэте металла вызвало вспышку воспоминаний о движущихся ко мне фигурах в мерцающем свете факелов. Моя улыбка исчезла, и я поглубже завернулась в одеяло.

— Я буду считать твою грубость признаком улучшения здоровья, — сказал он.

Через пару минут мы снова отправились в путь. Лунный свет освещал деревни, через которые мы проезжали, и я смогла увидеть провалившиеся крыши, двери, свисающие с петель, и поломанные заборы. Большинство домов, построенные из глины или соломы, были заброшены и частично разрушены.

Когда мужчины и женщины ушли на войну, больше некому было садить и собирать урожай на этой суровой, северной, земле. Поля были в упадке, даже хуже, чем месяцами ранее, когда меня посадили в тюрьму.

Через пару часов вид из кареты изменился. Вместо лесов и полей лунный свет покрывал серебристые кустарники, припорошенные снегом. Мы двигались с грохотом по серпантину, ведущему в гору.

— Ты уверен, что не хочешь просто убить меня сейчас? — процедила я сквозь стиснутые зубы, пытаясь удержать внутренности в моем теле, которые так и норовили вырваться наружу от такой дороги. — Это причинило бы меньше страданий, а конечный результат был бы таким же.

— У нас есть на тебя планы, — ответил Аркус — и они не включают в себя, наблюдать как твое костлявое тело падает вниз по склону горы.

Звучало так, словно его привлекла эта мысль. Такой же, соблазн возник и у меня, вытолкнуть его из кареты, когда будем проезжать высокий утес. Или, возможно, поджечь его драгоценный плащ.

Земля выровнялась на высокой равнине, окруженной скалистыми склонами и усеянными заснеженными соснами. То, что, казалось, издалека грудой камней, превратилось в растянутое здание с высокой башней, возвышающейся с одной стороны. Луна сидела на вершине башне, словно кто-то всадил серп в ее плоскую вершину.

— Это Аббатство, о котором ты упомянул? — спросила я, заметив груды камней под зияющими дырами в стенах. — Тюрьма — дворец по сравнению ним.

— Тогда не стесняйся, хочешь идти назад, — холодно ответил Аркус. — Я уверен, что охранники примут тебя с распростертыми объятиями. И палач наверняка тебя уже заждался.

— Палач не слишком ко мне спешил. Несомненно, у него и так было много работы благодаря солдатам короля, постоянно привозящих новых заключенных. Он вряд ли будет помнить меня до конца военной службы.