Ольга Болдырева - Принцип отражения [СИ]

— Черт!

Парень растерянно оглянулся на Саломею. С учетом, что сам Ионов со своим недопробитым блоком напоминал беспомощного калеку, усилий одной морты могло не хватить, чтобы разрешить проблему.

Они просто не успели подготовиться!

— Я приведу Рыцарей, Владыка…

Хорошо хоть выходы из облика на сегодня обнулились. Этот будет первым. После второго она завязнет. Глупое условие. Наверняка бы сейчас Лад согласился с этим утверждением, но ждать, когда он внесет необходимые корректировки… этого времени у нее нет.

— Спасибо, — улыбнулся Игорь и выбежал в ночь.

Только бы успеть!

Саломея потянула Грань прямо из комнаты, разрывая тонкими пальцами плоть реальности. Облик сломанной куклой остался лежать на полу, а мысли морты уже устремились в Крыло Ворона. Возможно, именно потому, что единственный раз за все свое долгое существование в качестве мерви, она поддалась глупому человеческому волнению, Саломея не почувствовала, как на выходе в Нер к ней приблизились со спины и приставили тонкое, хищное лезвие к горлу.

— Даже с твоей регенерацией ты вряд ли отрастишь новую голову. Да?

— Какого Воронцова, Война…

— Наш друг недоволен тобой, Мея. Он столько сделал для нас… для всех нас, а ты пошла на предательство. Ты неправа.

Уточнений не требовалось, но все-таки Саломея переспросила:

— Друг?

— А ты считаешь иначе? Дэрил подарил нам разум и силу… а ты отвернулась от него! Это нужно исправить.

Она часто вспоминала высокую сгорбленную женщину. Ее худое лицо с желтой обвисшей кожей, собирающейся под подбородком складками; с высоким лбом, острыми скулами и тонкой, словно прорезанной линией рта. Вспоминала длинные, с обломанными ногтями, испачканные чернилами пальцы, до боли сжимающие запястья. Даже имя — сестра Агнесса.

Свое — нет.

Наверное, она слишком редко его слышала, чтобы запомнить. Отродье, бесовское семя, чаще — тварь. По имени ее звала разве что старая аббатиса, приютившая найденного у ворот обители младенца. Мать нашли рядом — закоченевшую, припорошенную выпавшим за ночь снегом. Ребенок, завернутый в ворох старых тряпок, выжил милостью Господа.

По мнению сестры Агнессы — происками дьявола.

И теперь, когда старая аббатиса со дня на день готовилась расстаться с этим миром, сестра считала себя в праве. Каким-то звериным чутьем женщина с выцветшими белесыми глазами узнавала, когда ненавистная подопечная ужом ускользала из аббатства.

Она бегала в мертвецкую. Подмастерья охотно впускали ее, переодетую в мужской плащ, позволяли наблюдать и делать записи. Иногда, в хорошие дни, даже разрешали самостоятельно препарировать поступающий материал.

И она не видела в этом ничего греховного.

Тело человека таило в себе множество загадок. И она надеялась раскрыть главную из них. Если, конечно, после очередного побега ее не запрут в келье до самой смерти. Хотя скорее уж, когда аббатису вознесут на небеса ангелы, сестра Агнесса просто выгонит ее, бросив в грязь у ворот нехитрый скарб и захлопнув тяжелую створку ворот.

Не самый худший вариант, и что-то подсказывало — это было бы слишком просто.

Еще она помнила последний вечер.

Холодный ливень опустился стеной на маленький город в двух лигах от аббатства. Дороги размякли, превратившись в густое месиво. И только частые вспышки молний помогали не брести наудачу, рискуя сорваться с оплывшей насыпи и свернуть шею. Она бережно держала за пазухой с трудом добытые рукописи, стараясь оградить их от воды. Можно было бы остаться, переночевать в мертвецкой — она давно поняла, что живых следует опасаться куда сильнее. Но страх перед встречей с сестрой Агнессой подгонял ее в спину. В такую погоду старуха наверняка запрется у себя и не станет караулить презренную подопечную, которая, по ее мнению, трусливо дожидается рассвета.

Несколько раз она поскальзывалась и лишь чудом держалась на ногах. Ее колотил холод, веки казались свинцовыми — так тяжело было не закрывать глаза. Успокаивало одно: очередная молния высветила стены аббатства совсем близко.

Край рукописи намок и набух. И, кажется, она чувствовала кожей, как начинают плыть чернила. Добытый нечеловеческими силами труд грозил не дотянуть до кельи и это пугало еще больше всех угроз и наказаний, которые ей бы светили, если бы в аббатстве узнали, что она читает пред сном вместо молитв.