Яцек Пекара - Я, инквизитор. Башни до неба.

Прежде чем я дошёл до таверны, я встретил на рынке Легхорна, который торговался у одного из прилавков.

– О! – Обрадовался он. – Я вас ждал, а здесь убиваю время... Он признался?

– Признался. Если вы хотите представить маркграфине протокол допроса, его можно получить в ратуше. Они должны сделать копию, но если вы не хотите немного подождать, можете сейчас забрать оригинал.

Он покачал головой.

– Госпожа фон Зауэр пожелает сама всё услышать из уст Неймана. Честно говоря, она не до конца вам доверяет, так что для вас будет лучше, если показания этого человека будут звучать логично и правдоподобно.

Ба! Куда ни кинь, всюду клин. Ведь эти показания были добыты мной, и это я отвечу, если что-то пойдёт не так, как надо.

– Он рассказал нам всё, и у нас нет причин подозревать, что он лгал, – сказал я.

– Госпожа маркграфиня сама это оценит, – ответил он надменным тоном.

– И для вас будет лучше, если всё пройдёт в соответствии с замыслом Кнотте, – сказал я, имея в виду жалобы Легхорна на маркграфиню.

– Меня это уже не волнует. – Он махнул рукой и широко улыбнулся. – Представьте себе, меня пригласили к императорскому двору. – Он выпрямился от гордости. – В самый Аахен!

– Вы подумайте...

– Ну да. Меня позвал один мой родич, который признал, что император нуждается в таких людей, как я. Молодых, сообразительных и образованных. Если будете когда-нибудь в Аахене, зайдите ко мне. Повспоминаем былые времена. Я уверен, что через несколько месяцев каждый в Аахене без ошибки укажет вам дорогу к дому Тадеуша Легхорна.

Как видно, мой товарищ был чрезвычайно высокого мнения о себе, и признаюсь даже, что мне стало интересно, в какой степени его скорректирует придворная реальность. Ибо насколько я знал, безопаснее было ходить босиком по змеиному логову, чем находиться при императорском дворе. Но кто я такой, чтобы обращать на этот факт внимание молодого, сообразительного и образованного дворянина? Что мог знать о большом мире неотёсанный помощник инквизитора. Правда?

Я вышел злой и униженный (разве я вообще когда-либо выходил из квартиры Кнотте в другом состоянии?), а дела пошли ещё хуже. Ибо едва я успел переступить порог корчмы, как услышал крик:

– Инквизитор, инквизитор!

Легхорн подбежал ко мне, потный и запыхавшийся. И очевиднейшим образом недовольный тем, что он потный и запыхавшийся.

– Да?

– Маркграфиня... – он на миг прервался, чтобы передохнуть, как видно, он перед этим мчался, словно заяц. – Маркграфиня приказывает... немедленно... явиться.

Я снисходительно улыбнулся, ибо то, что он воспринимал с благоговением, меня совершенно не касалось.

– Маркграфиня, при всём уважении, не может мне ничего приказывать, – сказал я. – Я подчиняюсь приказам Кнотте, а он лишь своим руководителям в Святом Официуме. Мне даны задания, и я должен их выполнять. Мне очень жаль, господин Легхорн.

– Это вас не затруднит. – Дворянин молитвенно сложил руки, и я понял, что он, должно быть, был по-настоящему раздавлен мыслью, что вернётся к госпоже фон Зауэр и скажет ей, что не выполнил поручение.

– Не могу. – Я пожал плечами. – Я должен получить разрешение мастера Альберта. Постарайтесь понять формальные вопросы, связанные с иерархией. Не я их придумал, но я должен их соблюдать.

– Если вы не явитесь, – начал Легхорн уже с явной угрозой, – маркграфиня надерёт уши Кнотте. И тогда Кнотте на вас, – он наставил на меня указательный палец, – свалит вину за всё, что не так. Представьте, в каком он будет неописуемом восторге!

О, безусловно, именно так и случилось бы. И ничто не удержало бы мастера Альберта, чтобы этим счастьем поделиться со мной. Я заколебался, и дворянин увидел эту нерешительность.

– Ведь это всего лишь разговор, – он смягчил тон. – Какая в этом может быть измена?

– Ладно, – ответил я неохотно.

Я не был счастлив от принятия этого решения, но если бы я поступил иначе, то также не был бы счастлив. Я знал, что так или иначе, мне попадёт от Кнотте, и, в принципе, эта мысль должна была меня утешить. Ибо если я уже был осуждён в его глазах, то разве имеет значение, какие ещё грехи, вольные или невольные, я совершу? Мастер Альберт, даже если бы он получил от меня кошелёк с золотом, и то нашёл бы повод для жалоб.

– Быстрее, прошу вас... – поторопил меня Легхорн.

– Простите, – сказал я твёрдо, – но я не собираюсь бежать. Я полон уважения к госпоже маркграфине, но пусть выражением этого уважения останется быстрая ходьба.