Джена Шоуолтер - Темная страсть

— Не рассказывай, — приказал он.

— Я же велела тебе уйти, Гидеон.

Гидеон. Впервые она назвала его по имени — и поразила до глубины души. Ощущение вихрем разнеслось по всему телу, огнем обожгло каждый орган, особенно бешено колотящееся сердце. Потому что… потому что… пусть Скарлет впервые произнесла его имя в беседе, Гидеон уже слышал его из ее уст.

Тут он вспомнил, как она произносила его имя. Где-то, когда-то. Выкрикивала в порыве страсти, шептала, умоляя о чем-то. Рычала в ярости. Его имя срывалось с ее губ вместе с горькими рыданиями.

Гидеон точно с ней встречался.

— Дьявол, — выругался он, желая взамен произнести ее имя.

Должно быть, Скарлет уловила бурю эмоций в его голосе, потому что на этот раз воздержалась от язвительных комментариев.

— Просто уйди, Гидеон, уйди, как я тебя и просила с самого начала. Пожалуйста.

Пожалуйста. Вряд ли она часто употребляет это слово. В ее голосе слышатся слезы, а она не производит впечатления женщины, обожающей плакать перед мужчиной. Ни перед каким и никогда.

Вот только… она уже делала это прежде. Точно. Она плакала, а он обнимал ее. Но когда? Где?

Разве что когда жил на небесах. Раз Скарлет одержима демоном из ларца Пандоры, значит, некогда она была узницей в Тартаре. Гидеон ее туда не заточал. Но, может, увидел, когда доставлял в тюрьму других пленников? И заговорил с ней тогда?

Почему же, однако, он не помнит об их отношениях?

Мог ли кто-то стереть ему память? Боги на такое способны. И на это, и на многие другие жестокие поступки. Тогда возникает закономерный вопрос: зачем кому-то понадобилось стирать его воспоминания? В чем прок от такого поступка? Чему бы это помешало?

— У тебя нет мужчины? — Голос Гидеона прозвучал грубо и хрипло, словно он страдает от жесточайшей ангины. Возможно, ревнивый муж пожелал устранить соперника в лице Гидеона.

— Нет, — прошептала Скарлет так печально, что у него самого слезы на глаза навернулись. В трагичности она могла бы посоперничать с самой Камео. — Нет.

— Нет отца?

— Мой отец мертв. — Скарлет улеглась обратно на койку и уставилась в потолок. — Уже очень, очень давно.

«Это правда? Черт, демон! Ну, помоги же!»

— Нет матери?

— Мать меня ненавидит.

Придется поверить ей на слово.

— Есть ли кто-то, кто хотел бы видеть тебя… счастливой? — «Пожалуйста, пойми, что я имею в виду врагов».

Вместо ответа, Скарлет перекатилась на бок, отвернувшись от Гидеона.

— Если я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, оставишь меня в покое? На этот раз я не собираюсь торговаться с тобой, Гидеон. Если я выполню обещание, а ты не уйдешь…

Уходить ему не хотелось. Сейчас, как никогда, он мечтал остаться. Но ему нужно узнать ответ. Возможно, это поможет собрать воедино кусочки головоломки.

— Нет. Расскажи, и я останусь.

Повисло молчание. Затем Скарлет заговорила:

— Я солгала, когда сделала вид, будто не узнала тебя. На самом деле узнала, узнала с самой первой минуты. «Разлука — значит смерть», — хрипло процитировала она. — Эти слова ты некогда сказал своей… жене.

Аэрон стоял на балконе своей комнаты, сжимая перила и вглядываясь в иссиня-черное небо. Ему предстоит сделать самый сложный на своей памяти выбор: жизнь Легион против жизни Оливии. Если он останется с Оливией, чего ему отчаянно хочется — до сих пор хочется, — то обречет Легион на вечные муки и подвергнет друзей смертельной угрозе, причем со стороны не абы кого, а самого Люцифера. Если выберет Легион, то спасет ее и товарищей, а Оливия сможет вернуться домой невредимой, на чем некогда сам Аэрон и настаивал. Однако теперь от этой мысли ему хотелось выть. А Ярость уже и так воет у него в голове.

«Оставь ее, пожалуйста. Она нужна нам».

«Блокируй его. Не слушай», — сам себе приказал Аэрон.

Попадись Легион ему сейчас под руку, устроил бы он ей хорошую взбучку! Ситуация, в которую она его загнала… то, что ему придется сделать… с ней, с Оливией… Ногти его удлинились и впились в ладони, а металлические перила, в которые он вцепился, жалобно заскрежетали, изгибаясь под силой натиска. Хуже всего то, что они с Оливией больше никогда не смогут повторить.

Заняться любовью. Вот что они делали. Занимались любовью. Аэрон не хотел поддаваться чувству, пытался сопротивляться, но, в конце концов, даже его тело ощутило разницу. Близость с Оливией казалась ему правильной. Идеальной.

Теперь он не может оставить ее у себя. Даже если бы ее возвращение домой не являлось вопросом жизни и смерти, какая женщина останется с мужчиной, вот-вот собирающимся переспать с другой? А именно так ему и придется поступить. Желчь подступила к горлу Аэрона. Он не допустит, чтобы Легион стала одержимой. Не позволит разрушителю Люциферу пробраться в этот мир.