Ник Перумов - Охотники. Пророчества Разрушения

Девочка кивнула, не сводя широко раскрытых глаз с Вильи.

– Здесь свершилось очень большое зло, маленькая. Вот этот, – Вилья кивнула на Гасило, – этот предал вас всех. Он должен быть наказан.

– Госпожа… смилуйся… – захрипел бессмысленно дёргающийся и трепыхающийся Гасило. – Смилуйся, не губи…

– Поздно плакать, – безо всякого выражения сказала Вилья. – Ты будешь наказан. А она, – кивок на безмолвную девочку, – должна увидеть, как торжествует справедливость. Ну, что мне с ним сделать? Скажи, маленькая.

Однако девочка по имени Беата молчала, её била крупная дрожь.

Вилья подняла брыкающегося Гасило повыше.

– Скажи же мне, маленькая.

Беата отчаянно затрясла вдруг головой.

– Не можешь выбрать, – усмехнулась женщина в красном. – Вполне объяснимо. Что ж, в таком случае я позволю себе последовать собственному вкусу. С предателями и насильниками, подобными ему, поступать следует вот так…

Она резко перевернула Гасило вниз головой, взявши за щиколотки. Безо всяких усилий подняла. Поддёрнула выше, схватившись за надколенья.

И медленно принялась разводить руки в стороны.

Хомка зажмурился. Это всё, на что его хватило.

Дикий, рвущийся визг Гасило раздавался ещё довольно долго.

– Вот так и только так, – наставительно сказала Вилья замершей, точно в трансе, девочке. – Всех этих насильников – а они все насильники, дорогая, – раз, и напополам. Ну, ничего, ничего, маленькая. Привыкнешь. Это совсем нетрудно, нам надо сделать только одну совсем малую малость… не бойся, больно не будет.

И женщина склонилась к шее девочки. Обмерший Хомка увидел, как блеснули жемчужные клыки, острые, словно иглы. Они вошли Беате в основание шеи, однако малышка даже не вздрогнула, словно и впрямь ничего не почувствовав. Она смотрела на всё ещё вопящих и корчащихся на земле Копыто с Лёшеком. Смотрела на груду окровавленного мяса, оставшуюся от Гасила.

Смотрела так, словно не видела в жизни ничего прекраснее.

Хомке казалось, что прошла целая вечность.

Женщина наконец оторвалась от замершей девочки, губы и подбородок были покрыты алым. Хомка ждал, что ребёнок сейчас свалится замертво, однако девочка вдруг замигала, заморгала, губы её скривились; женщина в алом пошатнулась, упала на колени, словно растратив все силы.

Напади. Ударь. Сейчас самое время!

Но Хомка не мог. Он трусил. Страх вывернул его наизнанку, последние запасы какой ни есть храбрости растратились на то, чтобы выпустить обречённых на сожжение баб из горящего амбара.

Над крышей бесилось пламя, перекидываясь на соседние строения хутора. А Лёшек с Копытом всё вопили, всё орали, и кровь в них всё не кончалась, и мучения их не кончались тоже.

Хомке их жалко не было. Как и себя. Потому что по-хорошему если, надлежало ему точно так же валяться, кататься и заходиться истошным ором рядом с двумя другими разбойниками.

Сколько времени женщина в красном пила кровь из девочкиной шеи? Сколько времени длился этот кошмар?

– Они обидели тебя, – слышал Хомка медленную речь той, что назвалась Вильей. – Больше они никому не причинят вреда. И ты, маленькая, будешь тому порукой. Ни они, ни им подобные. А пока… смотри, как надо!

Вилья одним гибким движением очутилась рядом с катавшимся по земле Лёшеком, тщетно пытавшимся зажать кровяной фонтан, бьющий из шеи. Склонилась над ним, резко впилась в рану белыми клыками. Лёшек заорал и вдруг обмяк, руки бессильно раскинулись.

Вилья пила. Девочка медленно приблизилась, глядя внимательно и с интересом.

– Хочешь попробовать? – отодвинулась вампирша.

Девочка неуверенно кивнула. А потом приникла к ране.

Что было потом, Хомка помнил плохо. Помнил, как от одного взмаха Вильи тела Лёшека и Копыта раскрылись, словно кофры, вывалив дымящиеся внутренности. Помнил, как девочка, жадно урча, ползала среди всего этого ужаса, запихивая в рот сырое мясо – сердце и печень, как указала ей Вилья.

– Ешь. Ты станешь моим лучшим творением. О, да, лучшим, небывалым, не как все… Из тебя выйдет настоящая охотница. У тебя есть дар, моя дорогая…

Хомка ощутил, как содержимое желудка в очередной раз поднимается к горлу.

– А для тебя, жалостливый, тоже работёнка найдётся. – Вилья резко выпрямилась и шагнула к нему. – Не бойся, не укушу. Пока. И она не укусит. Тоже пока. Если хочешь жить и, – она тонко, змеино улыбнулась, – и добро творить, станешь вот ей прислуживать. Иди за мной, раб.

Хомка ощутил, как неведомая сила подняла его на ноги, и они, эти ноги, стали переставлять себя сами.