Эдвард Дансейни - Дочь короля Эльфландии

И Алверик взял поддельную гирю и манускрипт.

— Не давай им соприкасаться, — предупредила ведьма.

И Алверик развел руки как можно дальше.

— Как только ты окажешься по ту сторону преграды, — проговорила Зирундерель, — король может переносить Эльфландию куда угодно, но и ты, и меч останетесь в пределах волшебной страны.

— Матушка ведьма, — проговорил Алверик, — не рассердится ли на тебя король, ежели я все это проделаю?

— Рассердится! — воскликнула Зирундерель. — Рассердится? Он рассвирепеет и придет в самую что ни на есть неуемную ярость, которая не снилось и тиграм.

— Не хотел бы я навлечь это на тебя, матушка ведьма, — промолвил Алверик.

— Ха! — отозвалась Зирундерель. — Мне-то что?

Ночь сгущалась, в воздухе и над болотами разливалась непроглядная мгла, подобная черному плащу ведьмы. Ведьма расхохоталась и отступила в темноту. Очень скоро ночь превратилась в сосредоточие мрака и смеха; ведьмы же Алверик больше не видел.

Тогда Алверик повернул к лагерю на каменистой равнине, на свет одинокого костра.

И едва над пустошью засияло утро, и отблеск заиграл на никчемных каменных глыбах, Алверик взял в руки поддельную гирю и осторожно провел ею по лезвию меча с обоих сторон, снимая чары с клинка от острия до рукояти. Проделал он это в шатре, пока остальные спали:

Алверик надеялся скрыть от своих спутников, что ищет помощи, которая берет начало не в бредовых пророчествах Нива и не в откровениях, до-веренных Зенду луною.

Однако беспокойный сон безумца не столь глубок, чтобы одержимый Нив не проследил за Алвериком краем хитрого глаза, заслышав, как ти-хо скребет по лезвию поддельная гиря.

Когда же Алверик втайне проделал это, и втайне же был уличен, он окликнул своих спутников, и те явились, и свернули изорванный шатер, и подхватили длинный шест, и подвесили на него свои жалкие пожитки, и Алверик двинулся дальше вдоль края ведомых нам полей, и не терпе-лось ему оказаться, наконец, в той земле, что ускользала от него столь долго. Нив и Зенд брели вслед за ним, неся промеж себя шест: с шеста свисали тюки, и лохмотья развевались по ветру.

Они прошли немного вглубь земли, к домам людей, дабы закупить съестные припасы; и после полудня приобрели они необходимое у селя-нина, живущего в одинокой хижине столь близко от границы ведомых нам полей, что, должно быть, его дом был в видимом мире самым крайним. Там закупили странники хлеба, и овсяной муки, и сыра, и копченой ветчины, и другие тому подобные вещи, и сложили еду в мешки, и под-весили мешки на шест; и распрощались с селянином, и двинулись прочь и от его полей, и от прочих полей людей. И едва сгустился вечер, увидели они, как прямо над изгородью, освещая землю мягким нездешним заревом, что этой земле явно не принадлежало, раскинулась сумеречная преграда, заветная граница Эльфландии.

— Лиразель! — воскликнул Алверик, обнажил меч, и решительно сту-пил в сумерки. Нив и Зенд последовали за ним: все их подозрения вспыхнули пламенем ревности — ревности к озарению и магии, им не принадлежащим.

Алверик позвал Лиразель; затем, не полагаясь на силу голоса в этой бескрайней, непонятной земле, он взял в руки охотничий рог, что висел на ремне у пояса, поднес его к губам и, измученный годами странствий, устало затрубил. Алверик стоял в завесе сумерек; рог сиял в свете Эльфландии.

Но Нив и Зенд выронили шест в эти неземные сумерки, где он и остался лежать, словно обломок кораблекрушения в каком-нибудь не отмеченном на карте море, и крепко вцепились в своего господина.

— Земля грез! — объявил Нив. — Разве моих грез недостаточно?

— Там нет луны! — закричал Зенд.

Алверик ударил Зенда мечом по плечу, но клинок был расколдован и туп, и почти не повредил ему. Тогда оба безумца схватились за меч и потащили Алверика назад. Кто бы мог поверить, что помешанный наделен подобною силой? Безумцы снова вытолкнули Алверика в ведомые нам по-ля, где эти двое оставались непонятными чужаками, и ревновали ко всему непонятному и чужому; и увели его прочь от бледно-голубых гор. Так и не довелось ему вступить в Эльфландию.

Но охотничий рог Алверика пронзил край сумеречной преграды, и растревожил воздух Эльфландии, и в сонном покое волшебной страны прозвучала долгая, скорбная земная нота: зов этого рога и услышала Лиразель, говоря с отцом.

Над деревушкой Эрл и над замком прошествовала Весна; во всякий уголок и во всякую трещину заглянула она: ласковое благословение ос-вятило даже воздух и выманило на свет каждую живую тварь, не обойдя даже крохотные растения, поселившиеся в самых укромных местах, под стрехами крыш, в щелях старых бочек или вдоль прослоек штукатурки, что удерживали древние ряды камней. На протяжении этих месяцев Орион не охотился на единорогов; разумеется, он понятия не имел о том, в какое время года единороги в Эльфландии обзаводятся потомством, ибо в волшебной стране ход времени иной, нежели здесь; однако от бесс-четных поколений земных своих предков юноша унаследовал некое внут-реннее убеждение, запрещающее ему охотиться за кем бы то ни было в дивную пору цветов и песен. Потому Орион обхаживал своих гончих, и то и дело поглядывал в сторону холмов, всякий день поджидая возвращения Лурулу.