Юрий Байков - Инквизитор. Дилогия [СИ]

— А куда мы курс держим? — Спросил как-то Инри у боцмана.

— А твое какое дело, недорослик? — Грозно проревел тот. Аж лысина покраснела от злости. — Твое дело палубы драить и топором махать.

— Топором? Зачем топором?

Боцман недобро на него посмотрел, потом сплюнул на палубные доски, развернулся и буркнул уходя.

— Вымой.

После этого происшествия гном решил сойти в первом же порту. Но в порты они не заходили.

А на четвертый день случилось страшное.

В этой части Слежи не было видно населенных пунктов. Зато был большой риф, за которым можно удобно встать на якорь. Огромная каменюка рассекала течение, судно не мотыляло, в естественной заводи всегда было полно рыбы. Но капитан отправил на вершину рифа двух матросов. Зачем?

Когда Инри понял зачем, его сковал дикий ужас.

— Лодка! — Закричал матрос с вершины рифа.

Действительно, за каменным препятствием ничего не видно. Но и оттого да не видно Ржавого Якоря.

— Наконец-то! — Капитан потер руки, злобно оскалившись. Глаза его в этот миг засверкали жадным, алчным огнем. — Приготовиться к абордажу!

Он на пиратском корабле — с ужасом подумал Инри. От этой мысли стало так плохо, что затряслись ноги и неприятно похолодело в груди. Что же теперь будет?!

Тем временем Ржавый Якорь выходил из укрытия на бушприте. В это время команда спешно поднимала остальные паруса.

— Что встал?! — Злобно прорычал старший матрос, отвесив Инри унизительного пинка и сунув в руку конец парусного фала. — Тяни давай.

Гном ухватился за трос и принялся тянуть. Мысли путались в голове, он не знал, что делать. Но тянуть фал — это гораздо лучше, чем рубить топором невинных торговцев. Лучше так.

Как только судно выбралось из-под защиты камня, его подхватило течение, пытаясь завернуть нос. И тут же ветер сильно ударил в паруса. Толчок и корабль устремился наперерез торговому суденышку, все больше и больше набирая скорость. На том борту это заметили, все поняли и попытались что-то предпринять. По вантам, словно паучки, поползли вверх матросы, разворачивая паруса, что до этой встречи решили оставить убранными, поворачивали к ветру уже поднятые. Но куда там…

Ржавый Якорь неумолимо приближался, хищно скользя по волнам, будто мифический морской гад, настигающий добычу. Члены команды, почуяв кровь, мерзко скалились, пребывая в какой-то омерзительной вариации воинственного возбуждения.

Когда два судна поравнялись, боцман зычно рявкнул.

— Кида-а-а-а-ай!

Тут же в сторону торговой лодки полетели строенные абордажные крюки, они же кошки или штурмовые якоря, как их называют в разных краях.

— Тяни! — Вновь рявкнул боцман.

Команда налегла, изо всех сил натягивая канаты, наматывая их на утки и шпили. Вскоре два борта сошлись, ощутился чудовищный удар. Затрещал бархоут — усиленный ряд досок, нанесенный на борт для защиты корпуса при швартовке и столкновении. Матросы злобно оскалились, их глаза стали абсолютно безумными, а рты перекосила одинаковая звериная усмешка.

— На абордаж! — Срывающимся на визг голосом проорал боцман.

Пираты с воплями ринулись в бой. Они перепрыгивали борт, перелезали, перелетали, использую такелаж, как тарзанку. Всюду гремело и бряцало оружие. От этого всего Инри сильно заплохело, ему не хватало воздуха. Он схватился рукой за мачту, но ноги не послушались его, подкосились, и гном упал в обморок.

В себя он пришел от того, что кто-то грубо плеснул ему в лицо ведро холодной забортной воды.

— Очнулся, гномье отродье? — Послышался грубый неприязненный голос одного из матросов. — Толку от тебя во время абордажа было немного. Все за тебя сделали. Боцман сказал, что с этого рейда ты долю добычи не получаешь.

Матрос гнусно засмеялся и ушел, на прощанье якобы случайно задев сапогом. Инри стало очень горько и плохо. Ну как же? Как он мог попасть в такую ситуацию? За что судьба так к нему жестока?

— Эй, ты чего тут разлегся? — Рявкнул боцман. — Мало отдохнул, невысоклик? Належался уже, пока другие работали. Жрать не получишь, пока не отдраишь все палубы. А ну живей!

В лицо гнома ударила тряпка, где-то рядом послышался грохот пустого деревянного ведра. Он со стоном поднялся, заметив на себе неприязненные и полные презрения взгляды команды. Кинул в реку ведро с привязанной к ручке веревкой, вытянул, окунул тяпку и принялся мыть. Получалось медленно, потому что матросы не сходили со своих мест, и нахально глядя на него сверху вниз. Приходилось мыть вокруг их ног. А, когда он пытался двигаться дальше, на него ругались и заставляли ждать, пока они отойдут, чтобы помыть и там. Легче стало только когда команда отправилась на ужин. Тогда он смог додраить верхнюю палубу и спуститься в кубрик. Было, конечно, очень обидно оттого, что его не допустили до ужина, да и, вообще, от всего происходящего. Но, с другой стороны, есть совершенно не хотелось. Его трясло и подташнивало. Очень хотелось прыгнуть за борт, но до ближайшего берега было слишком далеко, а плавал он не очень хорошо.