Альма Либрем - Каена

Роларэн не спрашивал. Тварь была голодна; он чувствовал, как под пушистой шкуркой едва-едва билось сердце. Старших, наверное, недавно кормили, но отдать маленькой часть впитанной боли они не могли. Или не хотели — кто знает, что с чудовищами и их материнским инстинктом творит эта подземная камера?

Он знал, что Твари Туманные — не лучшие матери, но они не были монстрами. Они выкармливали своих детёнышей, учили их охоте, если было где учить. Они не поступали так, как Шэрра, и никогда не швырнули бы больного детёныша врагу к ногам — ешь!

Эльфы подрагивали. Тварь прижималась к его груди, маленькие когтистые лапки царапали по одежде, словно пытались добраться до сердца.

Он подступил ближе к крайнему эльфу. А после — усадил, не встретив сопротивления, малышку ему на плечо. Он был уверен в результате. Он не сомневался в том, что она сделает — успел ощутить слабый укус маленьких зубок на собственной коже.

Но он Вечный, и кровь у него вязкая из-за долгих прожитых лет. А в этом эльфе она бьёт ключом, не успев загустеть. И Тварь впилась в него, зубы прокусили артерию — и кровь бежала в рот маленькому зверьку.

Роларэн никогда прежде не видел, как Тварь поедала эльфов сама, по наитию, как на охоте — Каена ведь швыряла Равенне остатки, ошмётки со своего стола, с пиршества, и та поглощала полумёртвое тело, допивала его кровь.

Эльф, казалось, становился прозрачным — он осел на колени, шипя, рухнул на спину — и растворялся, пока Тварь Туманная впивалась своими крохотными зубками в его шею. Два выживших, что стояли чуть поодаль, теперь вжимались спинами в стены, и Роларэн не посмотрел на них. Он только видел, как кости обратились прахом, как последняя сила влилась в маленькую Тварь, как она замурчала, будто довольная кошка, а после прыгнула ему на руки и ткнулась влажным носиком в плечо.

Сейчас она была едва-едва больше котёнка, и Роларэн прижимал к груди здоровую — не как Равенна, — полноценную Тварь Туманную, чувствуя, как в ней уже зарождается то чудовище, которого каждый до такой степени боится. Увы — они до такой степени глупы, что даже не ощущают подвоха…

Смешно.

Он прошёл мимо, чувствуя, как кожу, будто бы бумагу, разрезают острые когти. Но крови почти не было — Тварь Туманная не хотела наесться, она искала заботливые руки, если не своих сородичей, то хотя бы постороннего эльфа.

Рэн помнил, как вдыхал жизнь в Равенну — его первый опыт, что после так ярко подтвердился попыткой воскресить родную дочь.

Теперь этого не пришлось делать.

Он вышел в коридор, мрачный, холодный, но уже посветлее пыточной, и, сжимая Тварь Туманную, рассматривал её на вытянутых руках. На губах застыла странная, но счастливая полуулыбка — Роларэн чувствовал себя живее, чем несколько минут назад. Он вновь прижал зверя к своей груди, погладил по тёплой, мягкой шерсти.

— Ты наш второй шанс, — голос звучал хрипло.

Как хотелось бы забыть о мёртвой Каене на холодных камнях. О звёздах над её головой, о том, как Туманы обрушились на Златой Лес. О криках, о том, как пламя маленьких свеч сорвалось вниз бесконечным потоком, как вспыхнули особо ярко Златые Деревья…

Роларэн не оборачивался. Его следы вспыхивали пламенем — но он не мог заставить себя посмотреть назад. Крики в замке с торжества сменялись болью и жутью, но он будто бы ничего не замечал и не слышал. Ничего не существовало. И мирка этого тоже не было, не было закрытых границ и испуга в глазах подданных — чьих? И королей, королев, ничего больше не было. Златой Лес пропал, растворился в пустоте.

Он шёл по наитию, мысленно похоронив и Шэрру, и все свои надежды. И пальцы тянулись к кулону — хватило ли бы этого для смертельной дозы? Хватило ли бы этого для того, чтобы он сумел умереть?

Рэну казалось, для того будет вполне достаточно и его собственной боли. Его мёртвая дочь, которой он обещал вернуться — да только как? Она сама — вновь из-за него, — разрушила все шансы на возвращение.

Если б он тогда не женился. Если б подождал ещё несколько сотен лет…

…Ноги сами принесли его на могилу супруги. Златое Дерево тянуло свои листья к хозяину, и Тварь Туманная радостно заурчала в темноте, забираясь под плащ и ткнувшись носом куда-то в пылающую огнём руну с её именем — Шэрра. Дикое, странное сочетание событий и глупых вспышек красок перед глазами; Рэну чудилось, будто бы всё вокруг горит.

Его дерево громко шелестело, и листья его рвались куда-то к небесам. Магия полыхала в нём — она заставляла ветви сыпать искрами, обжигая все соседние, давно уже мёртвые Златые Деревья.