Альма Либрем - Каена

Догорало невидимое дерево. Он помнил, как искры от Каениэля сыпались в разные стороны. Как из пламени рождалась её душа — последняя палица Златого Леса, если, конечно, Роларэн не воспользуется своей.

— Ты не оставила мне другого выбора, — пожал плечами Рэн.

— Я всегда побеждаю.

— И ты, как всегда, бесконечно права, — спокойно, бесконечно уравновешенно кивнул он, а после едва-едва заметно улыбнулся, будто бы пытаясь её поддержать. Разумеется, Каена кивнула в ответ — разумеется, не могла себе позволить ничего другого.

Её руки, казалось, дрожали. И она сама побледнела — хотя куда уж больше. Так тяжело столько лет добиваться чего-то одного, а после вдруг в одночасье это вдруг оказалось в её руках.

Она так напоминала свою мать. Только сейчас Роларэн заметил это странное сходство, спрятавшееся в мелких деталях — тонкий стан, быстрые, ловкие пальцы, не предназначенные сжимать оружие, этот взгляд — только не цвет глаз. Он видел, как она тем же жестом сбрасывала волосы с лица, как качала головой и едва-едва заметно, краешком губ улыбалась.

Только… Это была всё же не её мать. Её мать — как и всё остальное в мире Каены, — оказалась просто подделкой.

— И ты больше ничего мне не скажешь? — прошептала Каена. — Не попытаешься убедить в том, насколько это… Глупо?

— Нет.

Она отступила и запрокинула голову назад. Там, вверху, должны быть звёзды — а она могла смотреть только на сплошные туманы. Там, вверху, должна сиять луна — но Каена созерцала то, что сама натворила.

— Ты ведь знаешь, — её голос тоже напоминал эти вязкие клубы тумана. Голос — мурчание Равенны, которую она же сама и убила. — Мне мало просто тебя.

Он улыбнулся.

Мало.

Ей всегда было мало, наверное, потому, что его никогда не было рядом.

Он не мог сказать, что ненавидел Каену. Её невозможно было ненавидеть — только не с тем, что связывало их между собой. Ему казалось, не было ничего на свете, что Роларэн мог бы обожать сильнее; может быть, потому она до сих пор была жива.

Он словно разделился на две половины. Часть его, та часть, что слилась с низостью Златого Леса, такого, каким он стал нынче, боялась Каену до смерти. Он подавлял, отталкивал этот страх — но тот уголок души, в котором жила ненависть к королеве, не имел ни капли храбрости в себе.

А вторая половина её любила. Не так, как мечтали бы любить остальные, это было бы, наверное, слишком… низко. Но, так или иначе, Роларэн никогда не перерезал бы ей горло. Не ударил бы кинжалом в спину.

— Вечные не предают, — прошептал он.

— Что? — вскинула голову Каена.

— Ничего, — Рэн зажмурился, пытаясь представить звёзды на небесах. Всё то, что она отобрала у Златого Леса. Всё то, что Златой Лес отобрал у неё.

Неполноценная. Осколок той, что должна была родиться. Гадкое подобие настоящей Каены.

Вот как её мать повторяла раз за разом.

…Каена не походила на звёзды, сколько б ни сверкало её яркое, великолепное платье. Она скользила медленными, но такими плавными шагами по краю крыши — и не могла упасть, медленно превращаясь в яркое, неестественное пятно на фоне черноты небес. Но не светилась изнутри.

Чаша стояла на самом-самом краю, но Каена, всё так же быстро, будто бы малое дитя, метнулась к ней, забыв о королевском величии.

И протянула Роларэну.

Он долго смотрел на женщину — словно пытался понять, что она от него хотела. На губах застыла выдуманная, примеренная уже однажды улыбка, неестественная, но всё же — такая, что подходила Каене. Королеве под стать. Роларэн не мог смотреть на неё с тем желанием, что остальные мужчины — и будто бы она этого не понимала!

Но звёзды, которыми были расшиты шелка её тонкого платья, сияли только при свете свеч.

Роларэн стоял на месте, пока она скользила по периметру крыши, зажигала звезду за звездой.

Сегодня этот мир сгорит — вот что шептала Каена. И ей было всё равно, что на самом деле это означало. Она оставляла мягкие, нежные следы всюду, куда только дотягивалась, она скользила кончиками пальцев по огням, раздаривая им ворованную магию.

Вся столица пылала пламенем — и Рэн не сомневался, что к свечам прибавились пожары. Туманы клубились над их головами — но в Златом Лесу не бывает ни снегов, ни дождей.

Каена замерла — казалось, только сейчас одумалась. Перевела на него взгляд — темнеющая зелень…

— Как ты её убила?

Королева содрогнулась от вопроса. Подошла ближе, коснулась бортиков чаши.

— Твою жену?

— Нет. Пленницу, — покачал головой Роларэн. — Моя жена умерла потому, что не имела права на жизнь. Моя дочь, — он закрыл на миг глаза, — погибла, сама того не сознавая. Пусть ты и говоришь, что она жива. Но пленница умерла потому, что я пришёл к тебе. Она — первая жертва. Первая настоящая жертва.