Геннадий Башунов - Не люди [СИ] [Другая версия «Могильщик. Трое отвергнутых»]

Могильщик поцеловал её в губы, заставляя замолчать.

Могильщик шёл по бесконечной равнине, покрытой прахом. Нашёл ли он какую-то дорогу? Или брёл навстречу смерти?

Ему не было дела.

Дул ветер. Ледяной, пронизывающий. Трепетали полы плаща, развевался шарф, но могильщик не чувствовал холода. Что-то грело его.

На этой безжизненной равнине он нашёл крохотный огонёк, поделившийся с ним теплом.

Велион открыл глаза.

Всё ещё было темно. Настолько, что он не мог различить идола, стоящего всего лишь в полутора десятках шагов. Костёр уже погас, но, несмотря на то, что воздух ещё не начал греться под лучами солнца, могильщик чувствовал тепло. К нему прижималось тёплое тело Элаги.

Могильщик закрыл глаза.

Элаги… Девушка, которую он знает всего несколько часов. За эти несколько часов она стала ему настолько близкой, насколько потом станет чужой. Если они не погибнут сегодня, их дороги разойдутся, и так, поодиночке, они будут скитаться по этому миру, может быть, иногда вспоминая о существовании друг друга во время ночёвки в одиночестве. А потом погибнут, каждый в свой час и день. Но пока…

Он чувствует её тепло.

Они двинулись в путь рано утром, позавтракав и ещё раз занявшись любовью. Перед уходом Элаги предложила оставить припасы на месте, а с собой взять только немного воды, несколько сухарей и пару кусков свинины, чтобы хватило пообедать, не больше.

— Кстати, — добавила могильщица, — в десяти милях на северо-запад я оставила схрон, небольшую тележку с припасами. Если ты…

— Не надо ничего такого говорить, — твёрдо сказал могильщик. — Мы обязательно вернёмся вместе.

— Знаешь ли, могут быть разные варианты, — усмехнулась Элаги. — Тележка стоит рядом с разрушенной стеной, которая торчит прямо посреди поля, мимо не пройдёшь.

Несмотря на то, что утро было пасмурным, через три часа после рассвета немного потеплело, задул тёплый ветерок, а ближе к полудню солнце наконец-то показалось из-за туч. Элаги сказала, будто это хороший знак, Велион молча кивнул, соглашаясь. Ещё через час небо окончательно расчистилось, стало тепло — настолько, насколько это возможно в конце сентября. Велион скинул плащ, а его спутница наполовину расшнуровала свою куртку.

Трактстановился всё более разрушенным. Заросли странного, не похожего ни на что знакомое, кустарника становились всё выше и гуще, превращаясь в практически непроходимую колючую стену. Солнце выманило наружу жителей зарослей — уродливые птицы, которых Велион видел вчера, появлялись всё чаще, а в корнях кустов начали мелькать жутковатые твари — ящерицы, которые больше смахивали на рыб без чешуи. Размера эти ящерицы были небольшого, но компенсировали это зубастыми пастями.

Птицы вяло охотились за рептилиями, хотя охота скорее напоминала драку — если двум-трём птицам удавалось убить одну из ящериц, они собирались кучкой у тельца и неторопливо его расклёвывали. Если же гибла одна из птиц, а другим не удалось забить своими клювами чешуйчатого гада, то обедала ящерица — откусывала своей непропорционально большой, в полголовы, пастью от тушки большие куски и медленно их пережёвывала, тупо глядя выкаченными глазами в никуда. Но большая часть птиц охотой не занималась — уродцы садились на тонкие ветви кустарника и не по-птичьи умными взглядами провожали людей.

Других представителей местной живности видно не было, даже крыс, которые обычно неплохо чувствовали себя хоть на помойке, хоть на могильнике.

На привал остановились ближе полудня, когда до Импа осталось не более часа ходьбы. Пообедали вяло, не съев даже половины из того, что взяли с собой. Помимо аппетита куда-то пропало и желание разговаривать. Всё больше и больше росло беспокойство, появившееся у могильщика около часа назад.

Сначала Велиону показалось, что его беспокоят птицы. Потом — будто он опасается Импа. Да и до Крейны не так уж и далеко… В конце концов, воображение так разыгралось с его чувствами, что у него затряслись поджилки, а это с ним бывало нечасто. Возникло ощущение, будто кто-то упорно пытается залезть могильщику в голову. Чьё-то тяжёлое, давящее присутствие казалось всё более явным, в то же время не оставляя никаких сомнений — оно иллюзорно.

— Нечего рассиживаться, — сказал Велион, поняв, что уже минут пять тупо пялится в едва горящий костёр.

Элаги не спорила, хотя по её виду было ясно: она ощущает это странное беспокойство не меньше, чем он. Могильщица подобрала свой полупустой рюкзак и полезла за перчатками. Велион угрюмо наблюдал за ней. Сначала надевается левая перчатка, это только первая половина ритуала, и ничего не происходит. Но стоит коже правой ладони коснуться внутренней поверхности перчатки, как в человеке начинаются изменения. На висках на миг выступают жилы, кожа бледнеет. Сейчас мир для Элаги на пару секунд выцвел, а после приобрёл невероятную чёткость, заиграл яркими красками. Но больше всего всегда меняются глаза. Сначала все сосуды наливаются кровью и практически сразу становятся чёрными, а после чернота (такая, что не различить зрачка) разливается по всему глазному яблоку. Из-за этого многие могильщики не надевают перчатки на людях. Сам же Велион когда-то специально носил их, вообще не снимая, чтобы все знали, кто он. Как-то за это его закидали камнями, а он… Хотя, сейчас не время для грустных воспоминаний.