Анастасия Быкова - Под куполом «Феерии» [СИ]

— В Камилл? Не думаю… Нет. Но он всё ещё любит воспоминания, в которых они были счастливы. Это же Магнус.

Это же Магнус. Отличное объяснение.

— А Камилл?

— А Ками его никогда и не любила. Она никого не любила, кроме себя. Просто когда они встречались, Магнус не был так популярен, как сейчас, и…

— Она хочет его вернуть, — совсем не вопрос. — Не любовь, просто чёртово… Самолюбие.

— Я знаю его давно и могу точно сказать, к кому он сейчас испытывает чувства. И знаю, что даже с Камилл он такого не испытывал, и это убивает его. Он всегда старался смотреть на вещи позитивно, никогда не винил никого в своих неудачах, общался хорошо с бывшими — и Камилл тому подтверждение. Но эти чувства. Эти чувства пока приносят одну только боль, и он может сорваться.

— Алек никогда бы не упал с лошади, если бы не дал своим мыслям затуманиться. Больно им обоим.

График посещений работал без сбоев. В больнице сразу же стало в пятьдесят раз меньше шума, и строгие медсёстры начали относиться к Алеку гораздо благосклоннее. Доктор Уилбур проводил в его палате больше времени, чем раньше, и это было хорошо и плохо одновременно: с одной стороны, Уилбур оказался интересным человеком, который на своём веку оперировал и ставил на ноги нескольких цирковых, но с другой, это мешало Алеку выполнять комплекс упражнений, который они разработали вместе с Джослин. Та была прекрасно знакома с ходом мыслей артистов «Феерии», поэтому решила, что лучше будет начать восстановление сразу же.

Во вторник, когда Ходж попрощался с ним и закрыл дверь, Алек взял в руки изрядно потрёпанный томик. Он несколько раз (если не сказать «несколько десятков раз») хотел передать его с Лидией и Изабель домой, попросить убрать его куда-нибудь подальше, чтобы он случайно не попался на глаза и не повернул мысли в ненужную сторону.

Но не смог.

Пожелтевшие шероховатые страницы, порванный сзади уголок обложки, углубления в бумаге, где ручка надавила слишком сильно. Пометки, оставленные Магнусом.

От одного вида книги на душе становилось теплее.

Неожиданно дверь в палату распахнулась и с громким хлопком ударилась о стену. Алек дёрнулся и выронил книгу из рук.

На пороге стоял тот, кого он точно не ожидал увидеть.

— Здравствуй, Александр.

Безупречен.

Серые брюки в крупную клетку и синяя атласная рубашка с жабо. Волосы зачесаны назад. У Алека перехватило дыхание.

Только кривая усмешка и подёрнутый поволокой взгляд портили впечатление.

— Магс, ты пил?

Тот дёрнул бровью, прислонился к дверному косяку и проигнорировал вопрос.

— Я рад, что у тебя всё хорошо, Александр, — сарказма в голосе было слишком много. — Как замечательно, что Изабель делится новостями о твоём состоянии. А то знаешь, здесь я так и не увидел своего имени, — Магнус покопался во внутреннем кармане пиджака и извлек на свет сложенный в несколько раз помятый листок. Развернуть его получилось не с первого раза, но он справился и бросил на пол график посещений, написанный Алеком же несколько дней назад.

— Магнус, я…

— Помолчи, Александр, — он поднял руку. — Я здесь не ради твоих объяснений. Просто пришёл сказать, что меня всё это зад… Задо… — Магнус нахмурился и облизал губы. — Задолбало. За-дол-ба-ло, слышишь? Я это уже говорил, кажется…

Он замолчал. Алек знал, что вот это тот самый момент, когда можно всё рассказать. Объяснить. Но вместо этого просто сверлил Магнуса взглядом.

— Я долго думал, что же это за магия такая. Почему я не могу запретить самому себе думать о тебе, и как ты смог так глубоко проникнуть в мою душу всего за одни сутки, — Магнус опустил взгляд.

Алек сглотнул. Это были его слова и его мысли, почти один в один. Магнус продолжил.

— А потом я понял. Сразу, как только увидел тебя на манеже. Ты приручил меня тогда в Индианаполисе, и с тех пор, как бы я ни хотел, я не могу иначе. Да я же, чёрт возьми, люблю тебя. Представляешь, какая грёбаная неизбежность.

Алека словно ударило молнией прямо в макушку. Пару раз. Воздух не хотел проникать сквозь сжатое спазмом горло, и он усиленно пытался сопеть носом. Взгляд начал бегать от кровати к тумбочке.

«Люблю тебя».

— А ты трус.

Что?

Алек моргнул.

— Ты трус, Лайтвуд. И мы закончили, — карие глаза прожгли в груди Алека дыру размером с бездну. Но сил ответить хотя бы что-то не было.

Магнус с силой ударил кулаком по дверному косяку и вышел из палаты. Алек не попытался его остановить.

— Алек… Алек, может, ты поговоришь со мной?