Таисия Пьянкова - Берегиня [с иллюстрациями]

Ещё не дозволяя себе поверить в обман, парнишка осторожно ловит мотылька, заключает его в горсть, чтобы во дворе выпустить на волю, и только потом различает в смурной избе, что Леона Корнеича на припечке нету. И это уже никакой не сон.

Дёмка не бежит, Дёмка выстреливается из избы. Ему некогда глянуть, куда летит с его ладошки мотылёк. Он несётся на сухорусло с такой быстротою, будто Леон Корнеич, не сказавши, покинул его навсегда.

А ведь Дёмка не помнил того случая, чтобы старый Самоха позволил себе сказать кому-то хотя б одно ненадёжное слово. Однако же обидой дедов обман Дёмку не опалил. Понял парнишка: происходящее принимает столь крутой оборот, что дед вынужден таиться...

Дёмка свернул с тропы, полез напролом черёмушником. При этом он умудрился ни сушняком не стрельнуть, ни горластую ворону не всполошить...

А тайга?

Тайга затаила дыхание: что будет?! Даже малая птаха нигде не пискнула, ветерок не пробежал по веткам, не подхватил на широкую ладонь самоцвет шелкопряда [45] Сосновый шелкопряд — бабочка. , не вскинул его на луч раннего солнца, не закружился рядом от радостной красоты...

Когда Дёмка пытался проглядеть впереди чащу, то в просветах виделась ему луна. Она висела на далёком небосклоне пустая и мёртвая, будто от неё за ночь остался один лишь обглоданный череп.

Мертвая луна, мёртвая тишина, мёртвый ветер...

Может быть, уже и деда нету в живых?! А что? Заманила его нечисть в глубину омута, рясковым квасом опоила. Лежит теперь Леон Корнеич на глубоком дне, перегнулся старым телом через какой-нибудь топляк, не дышит...

От таких страхов в голове у Дёмки угар поднялся. В затылке заломило, затюкало в висках, в глазах тайга крупными волнами пошла. Не замеченная другом своим малым, рябина Катерина встряхнула удивлённо кудрями. Да тут клён Семён поспешил кинуть ей резной листок, словно подал дружескую ладонь, уверил: не беспокойся-де, красавица, всё станет на свои места.

Когда, наконец, запоблескивал меж подъёлков заревою водою ёрик, парнишка из черёмуховой чащи метнулся сквозь полосу чистого сосняка, ежом нырнул в подлесок, проюлил им чуть ли не до самого хрящатого мыска и вот уж нюхалка его высунулась из ракитника, взгляд кинулся до коряжины...

Дёмка сразу же разглядел своего очень даже живого деда. Леон Корнеич не сидел на карше, не вглядывался в покой сухорусла, а суетился возле. С помощью обломка старого весла он что-то подсовывал под суковатый пень, заглядывал с колен под него и опять старался. Потом туда же горстями покидал песку, заровнял, поднялся, отошёл, убедился, что спрятанного не видать, подхватил обломок весла и закинул его подальше, в резуны. Затем Леон Корнеич подошёл к воде, широко, троекратно перекрестил ёрик, направился до заимки. Но у подлеска остановился, обернулся и вдруг... погрозил паруслу злым кулаком.

Старый Самоха ушагал, малый остался. Зачем?

Гадать об этом Дёмке было некогда. Он понимал, что дед сейчас хватится его, сполохнётся искать, прибежит сюда, угонит хворостиной домой. И не узнает тогда Дёмка, что спрятано Леоном Корнеичем под суковатой каршою.

Потому-то парнишка, не успел старый Самоха путём за опушкою скрыться, уже сидел у коряжины и выгребал из-под неё песок.

Под суковатой колодою Леоном Корнеичем оказалась упрятанной та самая палица с набалдашником, которая ночью зелёной лапою была выложена из глубины парусла на хрящатый мысок. Основательно насаженный на железную рукоять набалдашник имел три грани. В них сходились три лощёные плоскости. Под этой насадкою, ошейником, шло замкнутое кольцо.

Разглядывая пест, Дёмка думал, что Леон Корнеич понял его ночное враньё. Потому-то по заре он и поторопился на старицу — проверить внуков «сон».

И проверил.

А что теперь? Зачем он припрятал находку? Почему не кинул её в глубину омута? Может, дед намеревался тайком договориться с водяным, а после убедить Дёмку, что виденное им ночью на ёрике и вправду всего лишь сон? А может, надеется старый, что всё притихнет само собою и жизнь их, доныне такая спокойная, пойдёт своим чередом?

Вряд ли! Никуда она теперь своим чередом не пойдёт. Ну, даже побьёт внука Леон Корнеич за ослушку, ну в клеть запрёт... Но на цепь-то он его не посадит. Гак что Дёмка всё одно распознает, кто поселился в старице. Для чего выложена из парусла на песок эта увесистая штуковина, похожая на богатырскую булаву? Тут, видно, кто-то просит мира, коли добровольно отдаёт этакий тесак.