Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

– Ты имеешь в виду Картофельный голод? – спросила я.

– Да, – почти прорычал он.

Он скорбел о людях, умерших за два столетия до моего рождения. Но для него боль была такой же острой, словно это случилось неделю назад. Я уже замечала, что бессмертные хранят чувства – любовь, ненависть, скорбь – дольше, чем люди. Дольше людской жизни. Для них время будто по-другому течет, и хоть я сидела бок о бок с ними, хоть жила вместе с ними, но время мы воспринимали по-разному.

Он заговорил не оборачиваясь, будто не к нам обращался, а к тьме за окном:

– Что делать богам, если они вдруг обнаруживают, что больше не в силах ответить на молитвы своих последователей? Если им приходится видеть, как умирают или страдают от болезней люди, которых они легко исцелили бы всего неделю назад? Ты слишком юна, Мередит, и даже Гален слишком молод, вы не сумеете по-настоящему понять, каково это. Вы не виноваты. Не виноваты. – Последние слова он прошептал прямо в стекло, наконец уткнувшись в него лбом.

Я встала со стула и подошла к нему. Он дернулся от моего прикосновения, но отодвинулся от окна, позволив мне обвить его руками за талию и прижаться покрепче. Он разрешил мне себя обнять, но был по-прежнему напряжен. Я старалась его успокоить, но он не принимал моего сочувствия.

Я проговорила, прижавшись щекой к теплой гладкой спине:

– Я слышала, что когда-то котел был не один. Что было как минимум три главных котла. И они изменили форму одновременно, превратившись в кубки. Мой отец винил в этом истории о Святом Граале из Артуровского цикла. Всеобщая вера во что-то может влиять на положение вещей. Плоть влияет на дух.

Под мои абстрактные рассуждения Дойла понемногу отпустило. Скорбь чуть утихла.

– Да, – сказал он. – Но первый котел назывался великим, ему было под силу все, что делали другие котлы. Два других котла могли меньше. Один исцелял и кормил, а другой был полон сокровищами – золотом и тому подобным. – Тон, которым он произнес последние слова, ясно показывал, что золото и тому подобное Дойл не считает и вполовину таким же ценным, как способность исцелить и накормить.

– Были и другие котлы, – напомнил Рис.

Дойл соизволил повернуть голову и взглянуть на него. Я позу не изменила.

– Не настоящие, – буркнул Дойл.

– Вполне настоящие, только они не были подарком от богов. Кое-кто из нас мог создавать такие предметы.

– У них не было тех способностей, что у великих котлов, – возразил Дойл.

– Зато они не испарились, когда боги лишили нас своих милостей.

Дойл развернулся, и мне пришлось отпустить его. Он метнулся к Рису:

– Боги не лишали нас своих милостей! Это мы отказались от возможности говорить с ними. Мы отказались от них, не они – от нас.

Рис примирительно поднял руки.

– Я не хочу об этом спорить, Дойл. Вековая давность не делает спор интересней. Просто решим, что здесь мы расходимся во мнениях. Все, что мы знаем наверняка, – это что великие реликвии когда-то начали пропадать. Предметы, созданные фейри собственноручно, остались при нас.

– До второго ограничительного заклятия, – уточнил Холод. После дневных событий это была самая длинная фраза, которую я от него услышала. Я пыталась заговорить с ним при встрече, но он оборвал меня довольно грубо и с тех пор избегал. Я едва не умерла, а дулся он. Очень на него похоже.

– Да, – как обычно тихо сказал Никка. – После этого созданные нами амулеты начали ломаться и разрушаться или просто перестали действовать. Заклятие словно выпило из них силу.

Я вечно забывала, что Никке несколько столетий от роду, пока он не говорил что-нибудь вроде этого.

– Не уверен, что все согласились бы на второе ограничительное заклятие, если б знали, что случится с нашими жезлами и посохами. – Никка качнул головой, каштановые волосы блеснули на свету. – Я бы не согласился.

– Многие не согласились бы, – подтвердил Дойл.

– Если так, – поинтересовалась я, – то как же вы все согласились на заклятие, создавшее Безымянное? Оно ведь было третьим, и вы знали, чего ожидать. Вы знали, как много вы потеряете.

– Думаешь, выбор был большой? – хмыкнул Рис. – Или отказ от еще одной части силы, или изгнание в никуда.

– Мы могли бы остаться в Европе, – заметил Холод.

– Но как? – возразил Дойл. – Уйти из полых холмов, понакупать домов и жить среди людей? Скрещиваться с людьми... – Он взглянул на меня и добавил: – Я не хотел нанести оскорбление принцессе, но небольшая примесь другой крови – это одно дело, а вынужденные браки с людьми – совсем другое. Оставшимся в Европе пришлось дать письменное обязательство отказаться от своих обычаев. – Дойл широко развел руки. – Без обычаев и веры народ не существует.