Даха Тараторина - Равноденствие

– Ты не подойдёшь к нему!

– И как ты мне помешаешь?

Больно…

Сила испуганно спряталась, свернулась дрожащим котёнком.

Я опустила глаза: стальная рука жрицы пробила мою грудь, вцепилась в сердце, колотящееся в предчувствии кончины.

Иоля улыбнулась своими невероятными, искрящимися, абсолютно пустыми глазами и сжала пальцы.

***

Я умирал.

Не хотел, не готов был умереть. Но всё равно умирал.

Лежал, беззащитный, не способный спасти свою женщину, помочь другу… Проклятье! Терзай меня боль, стало бы проще. Разрывай она на части израненное тело, разъедай изнутри, тогда так остро не колола бы злость.

Какое из меня Равноденствие? Даже мужчиной стыдно назваться!

Я попытался выругаться, но получилось лишь застонать, и стал на самом краю, заглядывая в спасительную темноту, где больше нет чувства вины, нет бьющейся в виски томительной мысли: я – мог. Я мог защитить их, спасти. Должен был! Но не сумел.

Я качнулся над бездной.

А потом тёплые пальцы пробежались по моей шее, выискивая, требуя, приказывая сердцу забиться вновь.

– Всё будет хорошо! – тихий голос криком резанул по ушам, отвлекая, за волосы выволакивая из темноты. – Я обещаю, всё будет хорошо!

«В темноте спокойнее», – пообещала бездна.

А горячие руки гладили моё лицо, вытаскивая из внезапно показавшегося слишком холодным места.

«В темноте ты не будешь больше один», – шептали голоса за спиной.

А раскалённое дыхание делило жар на двоих, ласкало щёки, прикасалось к губам.

«Ты никому не тужен там!», – билась темнота.

А губы жарче пламени прижимались к моим, втискивая дыхание в лёгкие, освещая дорогу, отгоняя бездну подальше.

Темнота лизнула колено на прощание, как верный пёс, оставленный на цепи у брошенного дома: она будет выть и тосковать, она останется здесь надолго, она будет ждать дольше, чем все мы думаем. И она дождётся. Её час придёт, и она раскроет объятия для того, кто не пожелал вернуться в спасительный мрак до-рождения сегодня.

Но не сейчас!

Я постарался ответить – холодные губы дрогнули, напитываясь солнечным жаром.

Луна и солнце сплели ладони, тугим узлом связали лучи, делясь единым светом…

А потом солнце исчезло.

И зазвенела Сила.

Магия трещала, занимала собой тесную комнатку, хотела оказаться наверху, на свободе, там, где ничто не сдерживает, сталкивалась, металась, горела!

Сила, изначально рождённая цельной, вынужденная разорваться из-за глупых людишек, убивала сама себя, не давая победить ни одной из ведьм.

А искра внутри меня росла, грела, оживляла, требовала открыть глаза.

– Я делаю это для общего блага!

– Ты всегда делала это ради себя!

– Девчонка!

– Старуха!

– Я убью твоего брата, наслаждаясь каждой секундой! Я сниму с него кожу, выколю глаза и заставлю сожрать собственные кишки!

Я с усилием, словно разрывая пуповину, разлепил веки.

Вирке, похожая на саму Богиню, объятая пламенем, просвечивающим её тело насквозь, выделяющим каждую жилу, раскалённым металлом льющимся по венам, слишком внимательно смотрела на хитрую жрицу.

– Ты не подойдёшь к нему!

– И как ты мне помешаешь?

Иона успела перевести взгляд на меня, ослабленного, но живого, и… подмигнула.

Её рука прошила тело сестры насквозь, дуновением ветра гася колдовской огонь.

– Вирке!!!

Отпусти.

Вирке спрашивала, что я видел в Источнике.

Я отмалчивался или шутил. Придумывал нелепые оправдания, смеялся и клялся, что ничего интересного не произошло: я ведь послушный ребёнок.

Но я врал.

Отпусти…

Я видел Её . И она прекрасна.

– Мама?

Она не была моей матерью, конечно нет. Но выглядела, как она, улыбалась, как она, и насмешливо склоняла голову на бок, как она.

– Нет, милый. Ты же знаешь.

– Знаю.

– Но я люблю тебя не меньше, чем Этна. И это ты знаешь тоже, верно?

Не знаю – чувствую.

Чувствую, как осторожно ветер перебирает её всегда растрёпанные золотистые волосы; чувствую, как она собирается засмеяться, но всё равно слегка хмурится, чтобы никто не понял, какая глупая девчонка стоит перед ним, а вовсе не всесильная ведьма; чувствую, как, точно как мама, она гладит меня по голове, как утирает подолом мои слёзы, как тихо, спокойно обещает, что всё будет хорошо.

– Я слишком скучаю по ней.

– Я знаю, сынок, знаю. И она тоже скучает. И ждёт вас. Но ей придётся потерпеть ещё немного. Им обоим. И они не против. Они подождут вас с Вирке столько, сколько потребуется.