Дмитрий Манасыпов - Боевые маги - несмышлёныши [СИ]

Дверь не выдержала. Прозрачные ледяные цветы расцвели, разрослись, превратились в зеркально-черные шипы, тянущиеся внутрь. Доски хрустнули, ломаясь и разлетаясь медленно оседающими щепками. Холод шагнул внутрь, вырос шевелящимся и непроглядным черным пятном, заняв весь проем двери. Холод наваливался тяжестью, щупал остывшую в один миг комнату, злился, плюясь змеиными перешептываниями. Ночь моргнула всеми сияющими глазами и пропала за разом стянувшимися злыми тучами. И повалил снег.

Время обходит стороной многие вещи: памятник адмиралу Нельсону и заводскую трубу, ставшую мангалом, чей-то автомобиль «Жук», спящий в гараже или Мальборк, замок рыцарей-монахов.

Окна интерната детей-сирот с плохой социализацией время обошло стороной очень давно. Какие новые технологии, пластик и двойные стеклопакеты? Облупившаяся дешевая белая краска на деревянных рассохшихся и разбухших раз сто рамах. Решетка, вся такая романтичная в своих плетеных кругах металлической паутины. Вечернее солнце играется с ее ломаной тенью, раскрашивает блекло-белые стены в персик, пламя, янтарь…

— Завтра приедут. — Анни, сидя на койке, вздохнула. — Сегодня развезло все, река дорогу перекрыла.

— Что? Солнце вон… — Мари кивнула на окно. Ей не сиделось, кипучая энергия пятнадцати с половиной лет не находила выхода, крепкие маленькие ноги так и мелькали, из угла в угол.

— Это здесь и только к вечеру. А там… там жесть.

Мари не спорила, себе дороже. Да и права подруга, это точно. За пять лет привыкла, поверила в ее чутье. Говорит — дождь, значит дождь. И хорошо, есть время до утра или даже до полудня, побыть вдвоем напоследок.

— Ты точно не сможешь нас вывести? — Анна сдунула светлую наглую прядь, моргнула изумрудом глаза. — Мари?

Подруга помотала головой. Не сможет, как бы не хотелось.

Время не обошло интернат стороной не только в самом старом, хрипло отзывающемся старостью, здании. Таких карцеров им раньше не попадалось, да они и не слышали про них. Нет, не так… Слышали, просто не видели ни разу.

Старая решетка, дряхлые стены и заржавевшая дверь? Анни превратила бы ночью решетку в труху и заставила стекло расплавиться, закипеть убегающим молоком и они бы ушли. Как и раньше, в темноту и страх. Да, Мари тащила бы ее на себе до рассвета, искала птичьи гнезда, ежей и еще кого понерасторопнее, лишь бы вернуть силы, да, так и случилось бы. И их снова бы поймали, не разобравшись, кто сидит перед очередным полицейским и передали бы еще одной усталой тетке из опеки. И опять новый интернат, новые нахалки, желающие унизить низкую крепенькую Мари и тонкую длинную Аннет-Анни-Анну. И новые драки, и новые срывы Мари, без рук и ног превращающей в отбивную новую самую-пресамую крутую девочку. Так и было бы. Но не в этот раз.

Директор, высоченный, жилистый, в тяжелых очках с роговой оправой, редкими зализанными волосенками, даже не отправил их в основной корпус по прибытию. Четыре здоровяка и медсестра ждали подруг в его кабинете. И два шприца с прозрачной жидкостью внутри. Анни успела справиться с двумя, когда прямо в ее затылок, жутко хрустнув, не влетел кончик старой полицейской дубинки. А Мари застыла, испугавшись безумного гнева, плескающегося за толстыми стеклами очков. Гнева и жажды чего-то… кого-то…

В себя девчонки пришли здесь. В старом и ни разу не виденном карцере для уродов, рождающихся среди нормальных людей.

Ржавая дверь, закрытая гексограммой и печатью Соломона, почти не подпускала к себе. Мари обожглась еще в трех шагах и не решилась идти дальше, глядя на ладонь, покрытую волдырями ожогов, вскипевших на глазах. А Анни с трудом оклемалась к вечеру.

Решетка с ее паутиной из стальных прутков, покрытых непонятными ломаными загогулинами, парила опасностью еще сильнее. Так что…

Так что завтра, как сказал директор, за ними приедут. Как веревочке не виться, а кончик поймают, если знать, как ловить. Сдадут на опыты, начикают их тонкими пластинками на невесомые стеклышки для микроскопов. И все. Или чего-то хуже, о чем Анна знала, но всегда молчала.

— Может, сбежим по дороге?

Мари не ответила. Села рядом, обняла, прижала к себе.

Они встретились шесть лет назад, в своем первом общем интернате. Плохо социализирующиеся — это про них. Не желающие подчиняться злым и всегда недовольным воспитателям, замкнутые и злые дети, запихиваемые в старые дома за высокими заборами. Без пап с мамами, без остальных родственников или с ними, но не нужные.