Дмитрий Манасыпов - Боевые маги - несмышлёныши [СИ]

А внизу стоял стол и вокруг него сидели люди. Семеро. Разные. Странные. И опасные. Старый синий ара прекрасно знал это.

— Сколько у нас еще есть времени?

— Достаточно чтобы решить и меньше, чем хотелось бы.

— Почти ничего.

— Или немало. Смотря как посмотреть.

Говорившая, сухая и прямая, как ее собственная трость с тяжелым набалдашником, повернулась к соседу. У кого другого морщины просто казались бы старческими. У нее же каждая показывала длинный путь.

— Почему мы собрались здесь?

Сидевших и стол освещала металлическая масляная лампа. Бросала странно движущиеся тени, выхватывала из темноты лица, удивлялась, чуть замирала и начинала рассматривать жаднее.

Спросил бледный длиннолицый и длинноволосый. Все у него казалось вытянутым, поражало аристократичностью и полным отсутствием какой-то красоты. Нос торчал вперед и выгибался крутой спинкой вверх. Брови, живущие чуть ли не сами по себе, уходили концами под падающие на лицо черный прямые волосы. Лампа удивленно перебрала светом золотое шитье малинового бархатного камзола.

— Ты знаешь причину. — Морщинистая стукнула тростью. Прищурила глаз, казавшийся через очки огромным. Блик скользнул по золотой оправе. — Правила никто не отменял. Эта территория нейтральна. И здесь нет шпионов.

— Шпионы есть везде. Где есть что вызнать… — рокочущий бас переливался, так же, как чернильно-темная кожа хозяина, третьего говорившего. — Мир давно поменялся. Даже мне это хорошо известно и ясно. Хотя мой век короткий.

Темнокожий поправил лацканы костюма, пошитого по последней моде Восточного побережья. На кончике галстучного зажима ярко блеснула рубиновая капля.

— Шпионы есть везде, — владелец камзола покосился на темнокожего с заметной неприязнью. — Кто знает, чьи глаза или уши сейчас смотрят на нас сверху?

Морщинистая повторила удар тростью. Мельком взглянула вверх.

Когда давно и прочно положенная черепица грустно провисала по краям огромной прорехи, почти достающей до стола и людей. Северное небо плевало на отсветы свечей и лампы, переливалось мириадами мигающих ночных алмазов. И слегка сыпало снегом, блестевшим и кружащимся под мертвенно-бледной луной.

— Там нет ничьих глаз, успокойтесь. — Морщинистая не любила ее, четвертую говорившую. То ли излишнюю самоуверенность, то ли за молодость или, вполне возможно, за настоящую и не блекнущую красоту. Но ей все равно до мнения старой карги. Рыжая скуластая зеленоглазка знала свою силу и свое положение. И, да, всегда верила в себя саму. — Круг свечей Трисмегиста защищает нас полностью.

— То-то твой пес сидит у двери, — хмыкнул ее сосед, хрустнув пальцами и скрипнув кожей матовых перчаток, — полнейшая защита. Не стоит мне думать о настоящей безопасности? Последние годы даются все тяжелее. Люди никогда нас не любили.

Лампа его тоже не любила. Даже и видев в первый раз. Сложно любить страшного человека. Пусть он и кажется очень милым, добрым и просто персонажем кинофильма про Вилли Вонку. Глаза могут обмануть. Когда этого хочется. Сейчас тому не хотелось. В темных глазах плескалась тьма и ненависть.

— Охрана выдержит. — Шестая от лампы держалась подальше, прятала лицо за вуалью. Только голос, низкий, мягкий, волнующий. И шелест шелка, прячущегося за чуть искрящимися мехами. — Не надо переживать, мой дорогой. Я обещала не трогать тебя на совете.

— Прекратите! — скрипнула морщинистая. — Времени мало. Надо решать. Я этого не хочу, но никак иначе не выйдет. Мы обещали собраться, когда станет опасно, плюнуть на прошлые раздоры и решить, как быть дальше, мы выполняем обещанное. И не теряем ни частицы собственных детей, ни сил.

— Ты думаешь, мы не знаем или не помним? — камзол блеснул шитьем. — Ты слишком привыкла считать каждого из нас глупее тебя.

— Некоторые не отличаются умом, — ласково прошипела вуаль. — Очень не отличаются.

— Хватит! — морщинистая наконец-то начала злиться. Злость задрожала в морозных узорах за ее спиной, вспыхнула огненными нитями, разом растопив наледь. Кошечка у камина зашипела, выгнув спину и блеснув глазами. Псы насторожились, а остальные усатые утекли в темноту, шипя в ответ. Ара кракнул, взлетев к прорехе наверху.

— Слишком много нервов… — последний из людей качнулся в кресле-качалке, заставив заскрипеть половицы и вздрогнуть тех, кто забыл о нем. Шевельнулся темной глыбой, наклонился ближе, мелькнув роскошной бородой. — У нас есть пословица. Про собак. Что, мол, две собаки грызутся, третья не лезь. Только это не про нас с вами. И давно.