Уча Авсаджани - Посредник. Противостояние [СИ]

— Ну, это просто. Ты тонул, и в таком положении мог бы ухватиться за меня так, что мы оба пошли бы ко дну.

Клея собиралась добавить еще что-то, но в дверь постучали, и она, словно отгоняя мысли, тряхнула головой.

— Тебе пора на представление. Как-никак, его дают в твою честь. Не стоит заставлять народ ждать. Я тоже скоро буду.

Глеб кивнул и вышел из комнаты, где, как он и думал, его ждал начальник слуг.

— Позвольте поздравить вас с высвобождением анимы, — едва завидя его, оскалился Севака, подобострастно склонив голову.

— Тут не с чем поздравлять, — холодно ответил Глеб. — Это было не совсем приятно и чуть не стоило мне жизни.

— Конечно-конечно, — вторя ему, тут же запричитал Севака. — Я чуть с ума не сошел, когда прознал, как именно собираются открыть вашу силу. Я был против, даже порывался предупредить вас, но, похоже, про это прознали, и с меня не спускали глаз.

Глеб прекрасно помнил слова Клеи о том, кто не давал ей выйти из дворца. Он уже собирался поставить на место завравшегося начальника слуг, но тот, словно почуяв бурю, обратил к нему спину и выпалил:

— Надо поспешить, мы опаздываем! Я буду идти быстро, не отставайте ни на шаг, а то коридоры такие запутанные, потеряться в них совсем не вопрос!

Через пару минут, вопреки страхам Севаки благополучно преодолев путь, который Глеб осиливал каждое утро, они миновали опоясывающие Формос высокие стены и направились в противоположную от деревьев сторону.

Это было странно. Глеб привык, что последние несколько недель его судьба была неразрывно связана именно с лесом. Сказать по правде, он, к своему стыду, даже не имел представления, что находилось за длинным, тянущимся прямо в горизонт скалистым берегом. Разумно было предполагать там такой же бесконечный обрыв, с какого его столкнул Рад.

Глеб собирался по пути обдумать сегодняшние события, но его разум отказывался подчиняться. От пережитых страха, злости, отчаяния и, конечно, усталости мысли перемешались в беспорядочную кучу, и разобрать что-либо в этой хаотично беснующейся в голове массе было решительно невозможно.

Севака свернул с тропы и устремился к обрыву. Глебу стало не по себе. Никаких мест, где бы могло разворачиваться представление, не было видно. Уж не угодил ли он на новое испытание? Скорее всего, он бы поддался панике, если бы вдруг не расслышал шум голосов со стороны моря.

Казалось бы, это должно было его насторожить еще больше, но, сам не зная почему, Глеб немного успокоился.

Голосов было много — десятки, даже сотни. Разобрать какой-либо из них не представлялось возможным, однако было в этом шуме нечто умиротворяющее. Глеб вспомнил ночь, когда он наткнулся на толпу ожидавших появления посредника людей в городе. От них так и веяло тревогой. Здесь же было по-другому. В этих голосах не слышалось ничего предупреждающего об опасности. Напротив, гул был веселый, звонкий, приглашающий присоединиться. Глеб ни секунды не сомневался, что еще миг, и он заметит их обладателей.

Однако увиденное превзошло ожидания.

Подойдя почти вплотную к пропасти, мальчик обнаружил, что обрыв существовал лишь в его воображении. На самом деле, это был длинный плавный спуск к морю, и в иное время было бы приятно прогуляться по нему босиком до самого низа, однако сейчас Глеба захватило вовсе не это.

Он видел нечто подобное лишь однажды в жизни, когда разглядывал красочную картинку в учебнике по истории в начальных классах. На ней был изображен древнегреческий амфитеатр на берегу моря. Снимок величественного сооружения в точности отпечатался в памяти, но то, что сейчас раскинулось перед его глазами, превосходило поразившую детское сознание фотографию по всем параметрам.

От места, где они остановились, отходила широкая каменная лестница. Она тянулась вниз, прямо по спуску, перерастая в огромный полукруг. Строение было очень старым, камни успели пожелтеть, и сверху оно напоминало половинку исполинского апельсина. Амфитеатр доходил до самого моря, оканчиваясь просторной сценой прямо на песчаном пляже.

По всему полукругу, повторяя его форму, тянулись грубые каменные же скамьи, заполненные народом. Именно они, да еще, пожалуй, море и производили весь шум.

Казалось, на представление пришел весь город — разодетые дети, норовящие ускользнуть от взора взрослых дети, мирно посапывающие старики и нетерпеливо ждущие начала действа мужчины — все беззаботно галдели, радуясь возможности отдохнуть и насладиться зрелищем.