– Нет. Возвращаемся в Цитадель.
– О любовь моя, свет мой, ты похитил мое счастье!
Али горько вздохнул. Стояла дивная ночь. Тонкая луна висела над темным озером, и звезды подмигивали в прозрачном небе. В воздухе пахло благовониями и жасмином. Для него играли лучшие музыканты города, перед ним стояли кушанья, приготовленные любимым поваром короля, а темные глаза певицы заставили бы немало мужчин человеческой расы упасть перед ней на колени.
Али чувствовал себя ужасно. Он ерзал в кресле, смотрел в пол, стараясь не слушать звон браслетов на тонких ногах и нежный голос, поющий о таких вещах, что кровь в нем начинала закипать. Он ослабил жесткий воротничок своей новой серебристой дишдаши, которую вынудил надеть Мунтадир. Воротник был в дюжину рядов расшит жемчужным песком и буквально душил его.
Такое поведение не осталось незамеченным.
– Твой младший брат не рад здесь находиться, эмир, – раздался женский голос, еще более сладкий, чем у певицы. Али посмотрел на Хансаду, которая ответила ему кокетливой улыбкой. – Или вам не по нраву мои девушки, принц Ализейд?
– Не принимай близко к сердцу, свет мой, – перебил ее Мунтадир и поцеловал свернувшейся у него под боком куртизанке руку, раскрашенную хной. – Сегодня утром какой-то шкет нанес ему ранение в голову.
Али бросил на брата сердитый взгляд.
– Обязательно напоминать об этом?
– Это же так смешно.
Али насупился, и Мунтадир несильно хлопнул его по плечу.
– Эй, ахи, постарайся не сидеть с таким видом, будто планируешь кого-то убить. Я пригласил тебя, чтобы отметить твое повышение, а не для того, чтобы ты распугал всех моих друзей. – Он обвел жестом примерно с дюжину собравшихся вокруг них мужчин: элитарный клуб самых богатых, знатных и влиятельных жителей города.
– Ты меня не приглашал, – надулся Али. – Ты мне приказал.
Мунтадир закатил глаза.
– Ты теперь тоже придворный, Зейди. – Он перешел на гезирийский и понизил голос. – Общение с ними – часть твоих обязанностей. Это же, черт возьми, привилегия.
– Тебе известно мое мнение обо всех этих… – Али махнул рукой на хихикающего как девчонка вельможу, и тот быстро заткнулся, – … дебошах.
Мунтадир вздохнул.
– Прекращай так говорить, ахи, – предупредил он и кивнул на поднос. – Почему бы тебе не подкрепиться? Может, вес еды в животе вернет тебя с небес на землю.
Али заворчал, но не стал спорить и взял со стола стеклянный стакан с кислым тамариндовым шербетом. Он понимал, что брат желает ему добра и пытается по-своему познакомить своего неловкого, воспитанного Цитаделью братца с придворной жизнью, но в салоне Хансады Али чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Это место было апофеозом вульгарности, от которой Анас хотел очистить Дэвабад.
Али украдкой глянул на куртизанку, когда та наклонилась нашептать что-то на ухо Мунтадиру. Хансаду называли одной из самых искусных танцовщиц в городе. Она происходила из семьи иллюзионистов Агниванши и была ослепительно хороша собой – Али не мог отпираться от этого факта. Даже Мунтадир, его старший брат, обольститель, известный тем, что оставляет за собой вереницы разбитых сердец, был ею увлечен.
Видно, ее очарования хватает на то, чтобы оплачивать эту роскошь. Салон Хансады располагался в одном из самых престижных кварталов города. Лиственный анклав угнездился в самом сердце культурного центра Агниваншийского сектора. Это был большой и красивый дом. Три этажа из белого мрамора с кедровыми ставнями в окнах огибали светлый внутренний дворик с фруктовыми деревьями и изящным изразцовым фонтаном.
Али позаботился бы, чтобы все это сровняли с землей. Он презирал увеселительные заведения. Не только потому, что в таких притонах предавались всем мыслимым и немыслимым порокам, без стыда и у всех на виду, но от Анаса Али узнал, что большинство девушек здесь были шафитскими рабынями, выкраденными из дома и проданными за выгодную цену.
– Господа.
Али поднял голову. Танцовщица остановилась перед ними и поклонилась до земли, положив ладони на плиточный пол. Ее волосы, как и у Хансады, были черны и блестели как вороново крыло, а кожа мерцала, как у чистокровной, но Али видел, как из-под прозрачной вуали виднелись круглые уши. Шафитка.
– Встань, красавица, – сказал Мунтадир. – Такому милому личику не место на полу.
Девушка встала, сложила ладони и подняла на Мунтадира свои каре-зеленые глаза, хлопая длинными ресницами. Мунтадир улыбнулся, и Али подумал, что этой ночью у Хансады может появиться соперница. Брат подозвал девушку ближе и продел палец под ее браслеты. Она засмеялась, и он взял нитку жемчуга со своей шеи и, не снимая, накинул поверх ее вуали. Он прошептал что-то ей на ухо, и она снова засмеялась. Али вздохнул.
Читать дальше